– Не за что, милая. Пусть тебе приснятся сладкие сны.
Когда я вошла в спальню, мама закрыла за нами дверь.
– Ну что, ты все-таки хорошо провела время? – спросила она, начав расстегивать пуговицы на спине моего платья.
– Ты имеешь в виду, кроме того, что мы пили с людьми и выпытывали их семейные скелеты? – спросила я с улыбкой.
Мама усмехнулась.
– Да, несмотря на все это.
Я пожала плечами и сказала:
– Думаю все это было как-то странно и по-другому. Но это не изменило моего мнения ни о чем. Пышные платья и вечеринки не для меня.
– Я понимаю, что ты чувствуешь.
Я резко обернулась, отчего мама чуть не порвала ткань на моем платье.
– Понимаешь?
Она кивнула.
– Было время, когда я чувствовала то же, что и ты. Я ненавидела модные вечеринки и светские сборища. – Мама помедлила, прежде чем добавить: – Ты же знаешь, Саванна – это не только пышные платья и вечеринки, как ты говоришь. Я знаю, что ты здесь недавно и не знаешь всего, что может предложить город, но это замечательное место для жизни.
При слове «жизнь» я напряглась. Мама, должно быть, заметила это, потому что быстро сказала:
– А в Джорджии одни из лучших колледжей в стране. В Атланте есть «Агнес Скотт»>36, в Мейконе – «Мерсер», >37а в Университете Джорджии есть отличная юридическая программа.
С последней пуговицей платье упало, оставив на полу лужицу шифона и атласа. Я чувствовала себя более уязвимой в этом разговоре, чем в своем бюстье и нижнем белье. Я пробыла в Саванне меньше недели, а мама уже пыталась заявить на меня права. Я схватила с кровати халат.
– Я должна подумать об этом, – пробормотала я.
Это был не тот ответ, которого она хотела, но она все равно кивнула. Она потянулась к моим волосам и начала вытаскивать заколки для волос.
– А теперь не забудь умыться, Джулианна. Я знаю, что у тебя есть голова на плечах, но у женщины могут быть ум и красота.
Прежде чем я успела подумать об этом, я произнесла:
– Да, папа говорит то же самое. «Джулианна, твоя мать, возможно, была самой красивой женщиной во всем штате Джорджия, но именно ее голова свела меня с ума».
Мама отдернула руки от моей головы, как будто ее ошпарили кипятком. Мы стояли там пару неловких минут, прежде чем она пробормотала:
– Н-Натаниэль говорит хорошие вещи обо мне?
– Да, все время. А почему бы и нет?
Она пожала плечами.
– Понятия не имею. Может быть, за то, что я сделала с ним, ну, знаешь, бросила его и все такое.
– Папа – любящий и всепрощающий человек. Он не умеет быть мстительным или злопамятным, даже когда должен.
