Мерседес делает паузу и смотрит на меня, давая возможность высказаться. Я пожимаю плечами.
— Может, волнение от неизвестности того, что будет дальше, — отвечаю я, перекидывая ногу через сидение и поднимаясь, чтобы потянуться. — Нам становится скучно, если все остается прежним слишком долго.
Смотрю на нее и вижу, как она уставилась на полоску кожи, выглянувшую из-под приподнявшейся на животе футболки. Боже правый, как бы мне хотелось просто ее трахнуть. Лишь раз. Просто чтобы узнать, как она будет ощущаться под моими руками. Ее податливость под моим крепким телом. Уверен, это было бы невероятно.
— Думаешь, мужчины чувствуют то же по отношению к женщинам? — спрашивает она, ее веки взволнованно трепещут, когда она смотрит на меня. Она такая маленькая, в своих шлепанцах и моей куртке, заменяющей ей платье.
— Не могу сказать наверняка, — отвечаю я, неловко засовывая руки в карманы и двигаясь к большому бревну, тянущемуся вдоль края гравийной насыпи. Я сажусь на него и снова смотрю на нее. — Но я правда думаю, что женщин не заслуженно обвиняют в любви к драме, тогда как мужчины в равной степени этому подвержены. И прикрываясь понятием «мачо», нам это сходит с рук.
Громко шлепая сланцами, Мерседес подходит и садится рядом со мной, так что теперь мы оба смотрим на закат. Я бросаю на нее быстрый взгляд. Ее щеки раскраснелись, а на носу появились веснушки, вероятно, от пребывания на солнце.
Она подтягивает колени под куртку к груди и опирается на них подбородком.
— Хочешь рассказать, что подразумеваешь под этим, или снова скажешь «слово»?
Я слегка улыбаюсь, немного удивляясь тому, как легко она может читать между строк. Наверное, это интуиция писателя — видеть знаки.
Тяжело вздохнув, я отвечаю:
— Надеюсь, со временем все зашифрованные послания, что я говорю в своей жизни, не будут вращаться вокруг моей бывшей.
Мерседес улыбается, ее ямочка на щеке выглядывает из-под воротника моей куртки.
— Возможно, но жизненные уроки приходят из трудностей, так что выкладывай, Майлс.
Я ворчу и провожу руками по волосам, чувствуя, как пряди торчат во все стороны.
— Думаю, я так долго оставался со своей бывшей потому, что на каком-то болезненном уровне мне нравилась эта драма. Это было глупо.
Она задумчиво кивает, обдумывая то, что я сказал, а затем спрашивает:
— А что за драма у вас была?
Я поднимаю брови и качаю головой, устремляя взгляд к небу.
— Всего и не перечислить, но, скорее, все сводилось к ней. Но больше всего я ненавидел, когда она пыталась заставить меня ревновать.
