Я выскальзываю из пассажирской двери, и Майлс тут же хватает меня за руку, будто я пациент, только что перенесший операцию по увеличению груди. Я выдергиваю руку из его ладони.
— Я могу идти сама, Майлс. Я уже чувствую себя лучше. Свежий воздух очень помог.
Он кивает и почтительно уступает мне место, захлопывая за мной дверь.
— Почему бы тебе не занять столик на террасе, а я пойду закажу нам пиццу. Какие-нибудь возражения против начинки?
— Никакого лука, — серьезно заявляю я. — Он отвратителен, и ему не место в пицце.
— А как насчет красного лука?
Я сужаю глаза. Он поднимает руки вверх и улыбается.
— Ладно, ладно, никакого лука.
Он поворачивается и поднимается по ступенькам ко входу в ресторан, перепрыгивая через две ступеньки, словно гигантский гладиатор в мире, созданном для простых смертных. Господи, он такой большой, что ступеньки у него под ногами кажутся почти крошечными. И, клянусь, с каждым разом, как я его вижу, он становится все горячее. Джинсы идеально обтягивают его зад, и, должна сказать, я никогда не думала, что армейские ботинки — это моя тема, но на Майлсе, в паре с этими поношенными джинсами, обтягивающей черной футболкой и загорелой кожей? Образ механика-байкера правда для меня работает.
Нахожу столик подальше от гитариста, напевающего в углу. Боулдер летом — рай для счастливых часов на террасе ресторана, повсюду, куда не кинь глаз, звучит живая музыка. Город буквально кишит начинающими музыкантами, ищущими аудиторию для своих выступлений.
Через несколько минут Майлс возвращается с парой бутылок воды, ведерком с охлаждающимся пивом, номером заказа и корзинкой дымящихся хлебных палочек.
Он ставит их передо мной и говорит:
— Мне пришлось убить за них одного парня.
— Надеюсь, ты не запачкал их кровью, — почти рычу я, как дикарка, хватая одну из длинных, закрученных золотистых палочек и мгновенно запихивая ее в рот. Я слишком тороплюсь, даже не удосуживаясь окунуть ее в соус маринара. – М-м-м, — стону я, закрывая глаза, когда откусываю еще, и чуть не испытываю оргазм. — Ты мой смертоносный герой.
Я запихиваю в рот еще один маслянистый кусочек, продолжая стонать в знак признательности. Покончив с хлебной палочкой, я наконец открываю глаза и вижу, что Майлс пристально смотрит на меня. Челюсть у него отвисла, а руки застыли на подлокотниках стула. Он еще не взял пива из ведерка со льдом и ничего не съел. Даже не открыл бутылку воды. Он просто... пялится.
— Господи, теперь-то что? — спрашиваю я, проводя языком по нижней губе, ловя на лету капельку чесночного масла.
