– И еще. Видите провода, идущие от вены на сгибе локтя к приборам, расположенным над вами? Так это для круглосуточного контроля вашего состояния. Не трогайте их.
Пациент утвердительно кивнул.
– Так вот, приборы выдают необычные результаты: то они показывают, что инфаркт был, а то – не было. Так что в реанимации придется задержаться дня на четыре, пока я не разберусь в этом, – добавил Исаак Иосифович. – Потерпите уж.
Степан Семенович опять утвердительно кивнул и обессилено уронил голову на подушку, но не спал: все думал о детях и вспоминал супругу. Снотворное специально не просил.
За окном темно: ночь, а в реанимации горели все лампочки, и было светло как днем. «Круглосуточно свет не выключают», – догадался он. Степан лежал в одиночестве за ширмами уже второй день и читал книгу.
У входной двери в отделение стала слышна какая-то возня, тяжелые шаги (будто что-то несли) и тихое вполголоса переругивание. Штора в его палату раздвинулась, и на руках четыре врача внесли и положили на свободную кровать мужчину без признаков жизни. Сразу же стал ощущаться сильный запах алкоголя. Через секунду вошел сам заведующий отделением.
Около часа кардиологи пытались запустить сердце несчастного. Один раз Степан услышал слова: «Вроде, слабо прослушивается». Затем: «Нет! Не бьется!». Так повторилось еще раз, и наконец он услышал: «Все! Уже ничего сделать невозможно: умер». Он обратил внимание, что почти всю работу сделал сам Исаак Иосифович. Последние слова были именно его. Врачи с удрученными лицами накрыли умершего человека простынею и сразу же вышли из палаты, наверное, покурить и успокоиться самим. «Не все на свете равнодушные и черствые», – подумал Степан.
Степан впервые вот так воочию увидел смерть и лежал в тишине, не в силах оторвать взгляд от изгибов простыни, повторяющих контур лежащего под ней человека, не мог даже ничего подумать или выговорить, настолько все было неожиданно и страшно, и в то же время обыденно. Минут через десять-пятнадцать, которые показались ему вечностью, несчастного унесли. Степан еще долго молча лежал, даже не шевелясь, и смотрел в потолок: закрыть глаза он боялся. Заснул только под утро.
Палата его располагалась около входных дверей реанимации, и он в течение дня не раз видел через неплотно задернутую штору палаты небольшие группы людей человека по два-три, проходивших далее внутрь отделения, и вскоре раздавались еле сдерживаемые вскрики, стоны и плач…
Кровать Степана стояла недалеко от окна, и солнце – окна выходили на южную сторону корпуса – припекало изрядно, но из-за проводов дотянуться до шторы, чтобы задвинуть ее, он не мог. Духота и жара нестерпимо допекали его, а система кондиционирования не работала: проходила плановый ремонт. «Только у нас в стране может быть такое: летом, в аномальную жару запланировать ремонт кондиционеров», – думал он и со злостью смотрел на недосягаемую штору.
