Дюймовочка в железном бутоне | страница 39



– обзывай хоть горшком, только в печку не ставь.

– В какую печку? – Изумилась я.

– В любую. Это так говорится, чтоб не обзывались, – уточнил папа. – Пословица такая. Назови хоть горшком, только в печку не ставь.

Мой восьмилетний ум не мог охватить папиного плана победы над обидчиками.

– Чтоб ребята обзывали меня не полезной Жабой и не мудрой Совой, а…Горшком? – уточнила я.

– Ты не должна реагировать на насмешки, тогда им станет неинтересно тебя дразнить. Вот увидишь, они отстанут со временем, – развивал стратегию папа.

– Да-а-а-а-а, ты не знаешь Ирку, она не отстанет. Всех девчонок подговорит. И мальчишек тоже, – я представила себе вертлявую Ирку Сажину. Папины доводы съёживались перед ее насмешливой мордочкой. Она не станет слушать ни про любимую богиню греков, ни про комаров с длинными липкими языками. Жаба, Сова. Сова и Жаба. Я вздохнула.

– А что такое жидовка?

Папа, решивший было, что вопросы с обидными прозвищами мы обсудили и проехали, несколько напрягся.

– Видишь ли, Машук…. Есть такая национальность – еврей. А некоторые, не очень хорошие люди обзывают евреев жидами, – папа старательно говорил тем же тоном, каким рассказывал об Афине Палладе.

Стоп! Теперь я совсем ничего не понимала. Запуталась в горшках, печках, не очень хороших людях, национальностях, – что это такое? —которых обзывают евреями, потом каких-то жидах. Получалось, что Жидовка – это ещё хуже, чем Сова и Жаба.

Ранняя ленинградская ночь, бежавшая наперегонки с автобусом, изредка освещалась уличными фонарями, и тогда лёгкая белая зима расцветала на окне.

Папа выпростал руку из обвивавшей моей и, обхватив меня за плечи, стал

горячо объяснять, что мы живём в Советском Союзе, что мы все – советские

люди, и не важно, кто из нас какой национальности.

– Что такое, национальность, папа? – Спросила я.

– Ты читала сказки Братьев Гримм? Это немецкие сказки. Дядя Тиша с тётей Наташей жили в Германии, немецкой стране. Там все люди говорят по-немецки. Немцы – это и есть национальность. Французы живут во Франции и говорят по-французски. Французы – тоже национальность. Понимаешь? Шарль Перро – француз, ты его сказки знаешь. «Мальчик-с-пальчик», «Золушка»… Кто там ещё? – запнулся папа.

– «Синяя Борода», «Кот-в-сапогах», – подсказала я.

– Да, именно, в сапогах, – подхватил папа. – А в нашей стране живут люди многих национальностей. Русские, украинцы, латыши, евреи. Вот я – еврей, понимаешь?

Папа обнимал, объяснял, уводил ребёнка от неудобной темы, расспрашивал о прочитанных за неделю книгах, но новое чувство сопричастности и жертвенности поднималась во мне, подминая все остальное. Я тоже еврейка. Я иная, чем мои одноклассники. От того, что у меня не было мамы, я и так ощущала себя не такой, как все. Я была среди них отличницей – отличалась от них, а теперь отличаюсь и по национальности! Пусть обзываются, как хотят! Я – Сова на плече Афины. Я – болотная Жаба в холодной ночи. Я – Жидовка! Я вместе с папой! Мы с ним евреи!