Когда в юность врывается война | страница 116
Я чувствую на себе недобрые взгляды девушек, но вы переведите этот взгляд на тех, кто опозорил и унизил это высокое и благородное имя девушки. Я уж не стану говорить о таких понятиях, как верность, честность и чувство долга – в войну у этих «девушек» они приняли совсем другую форму.
Глава 36
И я промолвил, поднимая,
Стакан с искрящимся вином:
– Люблю грозу в начале мая,
Когда гремит она, вещая
Салют победы над врагом!
Победа к нам явилась в полк
Гремящей самоходкой.
И салютуем в потолок
Мы ей шампанской пробкой.
Наступала весна… Как всегда, она размягчала сердце, будила мечты…
Пришли тёплые дни и светлые, тихие ночи, полные горячей страсти и стремления к чему-то неизведанному, чего просит и жаждет сердце… Откуда-то из-за леса теплый ветер нёс душистые ароматы разбухших почек, запах хвои, травы. В воздухе кружились бабочки, стрекозы, майские жуки…
Поддаваясь обаяниям весны и чувству скорой победы, гвардейцы оживились, подтянулись, стали жизнерадостней и веселей.
В роскошной вилле, где разместился личный состав нашей эскадрильи, непрерывно стоял шум, слышался заразительный смех, доносились звуки баяна. Как волейбольный мяч, от одного к другому летели остроты. Безостановочно кружился патефон, рассказывались были и небылицы, звонкий смех одобрял удачные выражения. «Весна без женщин» – говорил Серафим.
Военные действия авиации почти прекратились – все ждали со дня на день безоговорочной капитуляции Германии, сигнала о победе. За несколько дней до официального сообщения кто-то пустил слух, что война окончена. Эту долгожданную весть упорно ждали, её быстро подхватили и распространили по фронту. Всю ночь салютовали в небо наши зенитчики, не давая спать авиаторам. Тут уж они попадали туда, куда целились – стрелять «в небо» они умели, но опять оконфузились: их салют был преждевременным.
Лишь спустя неделю мы услышали официальное сообщение о подписании акта безоговорочной капитуляции. Трудно передать, какая волна чувств захлестнула сердце, хотя эту долгожданную весть все давно ожидали.
И сразу же все стали в тупик: было неясно, что мы теперь будем делать без войны, без полётов, без той суровой, но вдохновенной и яростной жизни, которая называлась – битва. Казалось, нам уготована судьба человека, которого отстранили от производства и навсегда упразднили его специальность…
«Что мы теперь будем делать?» – непрерывно задавали мы друг – другу этот вопрос, но никто не находил ответа. Становилось даже досадно: близкая, непосредственная цель нашей фронтовой жизни – Победа – была возможна только в борьбе, потому и борьба была счастьем. Теперь же, достигнув Победы, мы утратили цель жизни, свою звезду, свой ориентир в будущее…