– Да?! – не выдержал вранья Серафим и холодно добавил: – Ну, и что ж с того? Это ничего не значит.
– Ну, – «не значит». Надо иметь небольшую долю воображения, чтобы представить последствия такой картины. Ты же знаешь Степана Верёвку?
– Да, да… э… Что?.. Я прибью его, если он посмеет что-либо сделать ей нехорошее.
– О, да ты настоящий рыцарь. Идешь на самопожертвование: он тебя одной рукой задавит.
– Мы ещё поборемся.
– Ну, это будет не борьба, а избиение.
– Потом посмотрим.
– А… где там, «нашему тэляти вовка зъисты».
Его, наконец, прорвало:
– Нет, она меня тоже любит, я это чувствую в выражении глаз. Какие они у неё мягкие, бархатные – он мечтательно улыбнулся.
– Да, сильна оптика…
– Она любит, я знаю, вот только скажи, они, женщины, могут любить так страстно, как любим мы, мужчины?
– А бог его знает, Сима, я ещё ни разу не был женщиной…
– Ты только присмотрись к ней, как она прекрасна, сколько силы, красоты в движениях, какой стан, какие нежные, пухлые руки…
– Это так кажется… Влюбленный, говорят, всегда в очках: всё у него преувеличено, кажется лучше, больше, красивее. Он просто не способен беспристрастно оценить окружающих, и потому ошибается.
– Эх, да что там! – глубоко, как мех, вздохнул Серафим. – Ты меня не поймешь. Мы огрубели в этой фронтовой жизни… А тут ещё это бесправное звание моториста, хотя бы она не узнала. Я говорил ей, что – механик. Теперь Верёвка, наверно, разболтал… В этих любовных романах я всегда был в дураках, – разоткровенничался Серафим.
– Ну, нет, почему? Есть и дурнее тебя… – в тон ему сочувственно сказал я, но на этот раз не выдержал и расхохотался…
Серафим, наконец, понял, что над ним всё время смеялись, поднял голову, посмотрел в глаза, со злостью бросил ключ и быстро пошёл от самолёта.
– Ты куда? А? Серафим?
– Пойду… «Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок…»
– Карету на! Карету! – крикнул вслед ему я, указывая на наш истребитель.
Через неделю самолёт ушёл на боевое задание. Улетел на нём пилот Поплёвко – невзрачный, неуверенный в себе человек, с подмокшей репутацией пилота. Он почему-то сразу внушил мне антипатию: есть такие люди, даже во внешности которых есть что-то отталкивающее. «Разобьет машину этот человек» – с тревогой подумалось мне, когда я передавал ему самолёт. Пальцы его заметно дрожали, он чего-то боялся.
– Может, отставите полёт? Вам нездоровится?
– Почему! – как-то с досадой сказал он, и они тройкой улетели на задание по разведке.
