– Конечно, ты же всегда надеялся на взаимность, особенно в те времена, когда я испытывала утрату близких мне людей. И сейчас ты упрекаешь меня моим горем?
– Нет, ни в коем случае, я не это имел виду.
Наступила пауза. Они оба думали. Он, что сказать, а она о том, что он ещё ей скажет.
– Зачем же ты так со мной, Эльза? Ты – единственная для меня на всём свете. Я даже не пытался на ком-нибудь жениться и завести семью.
– Ты бы всё равно был бы с ними несчастлив.
– Почему?!
– Потому, что ты любишь меня, – она выдержала многозначительную паузу. – Любишь по-настоящему.
Он сорвался и зарыдал в трубку. Она дождалась пока он успокоится.
– Да, соглашусь, – сняв и, спешно вытирая краем халата, запотевшие от волнения очки, продолжал профессор. – Я не знаю, сколько нам суждено жить, но, может быть, хватит находиться в невыносимой разлуке.
– Это бестактно с твоей стороны, Зильферман, напоминать мне о моём возрасте…
– Прости, но мои муки больше, чем целая вечность, дорогая Эльза.
– Я всегда уважала тебя, твою постоянную заботу обо мне. Это так. Я помню всё, что ты сделал для меня за всю жизнь. Это бесценно, правда.
Он снова зарыдал.
– Я, – продолжила она, признаю, что совершила неисправимую ошибку. Мне стоило сорок лет назад выйти за тебя замуж и, кто его знает, возможно, я смогла бы быть с тобой счастлива. Об этом мечтает каждая женщина.
– Да…
– Но, жизнь не переписать начисто. Она жестока, коварна, нечестна.
– Да…
– Поздно, милый ты мой, ангел.
– Почему? Никогда не поздно, радость моя!
– Хорошо, – Эльза снова взяла передышку, будто бы набиралась смелости что-то сказать.
Он боялся нарушить её молчание и, с дрожью в руках, ждал её голос.
– Во-первых, неразделённая любовь встречается довольно часто, – он услышал её волнение. – Во-вторых, я всегда оценивала себя выше, чем тебя – это моя идиотская ошибка. В-третьих, после наших редких, но признаюсь, интимных, а ещё точнее, постельных связей, я каждый раз боялась, что полюблю тебя и превращусь в рабыню своих чувств. Помнишь, поговорку, что, «если не можешь поцеловать руку, то лучше отрежь её»? Это из этой истории.
Зильферман потерял дар речи. Он впервые в жизни услышал от любимой женщины эти слова. Головокружение было настолько сильным, что он едва не промахнулся мимо кресла, в которое ему сейчас необходимо было скорее присесть. В висках, как и по всему телу, бешено стучал пульс.
– Да, я понимаю, что ты удивлён, но я решила признаться тебе сейчас.
