Солдатка слезает с печи и тоже продолжает просить о том, чтобы я похлопотал вернуть мужа. Я говорю, что этого нельзя, и спрашиваю, какое имущество осталось у нее после мужа. Имущества никакого нет. Землю муж, уходя, отдал брату, ее деверю, чтобы он кормил ее с детьми. Было три овцы, да две пошли на проводы мужа. Осталось, как она говорит, только рухлядишка кое-какая, да овца, да две курицы. Всего и имущества. Свекровь подтверждает ее слова.
Спрашиваю солдатку, откуда она взята. Взята она из Сергиевского.
Сергиевское - богатое большое село, в сорока верстах от нас.
Спрашиваю: живы ли отец, мать и как живут.
- Живут, - говорит, - хорошо.
- Отчего бы тебе к ним не поехать?
- Я и сама думаю. Да боюсь, не примут саму-четверту.
- А может, и примут. Напиши им. Хочешь, я напишу?
Солдатка соглашается, я записываю имя ее родителя.
Пока я разговариваю с бабами, одна, старшенькая из детей солдатки, толстопузая девочка, подходит к ней и, дергая ее за рукав, что-то просит, кажется, просит есть. Солдатка говорит со мною и не отвечает. Девочка еще раз дергает и что-то бормочет.
- Пропасти на вас нет! - вскрикивает солдатка и с размаху ударяет девчонку по голове.
Девчонка заливается ревом.
Окончив свои дела здесь, я выхожу из избы и иду ко вдове с телкой.
Вдова уже ждет меня перед своим домом и опять просит войти взглянуть на телку. Я вхожу. В сенях, точно, стоит телка. Вдова просит взглянуть на нее. Я 1000 гляжу на телку и вижу, что вся жизнь вдовы так сосредоточена на телке, что она не может себе представить, чтобы мне могло быть неинтересно смотреть на телку.
Посмотрев на телку, я вхожу в дом и спрашиваю, где старуха.
- Старуха? - переспрашивает вдова, очевидно удивленная тем, что после телки меня еще может интересовать старуха. - На печи. Где же ей быть?
Я подхожу к печи и здороваюсь с старухой.
- О-ох! - отвечает мне слабый, хриплый голос. - Кто это?
Я называю себя и спрашиваю, как она живет.
- Какая моя жизнь?
- Что ж, болит что?
- Все болит. О-ох!
- Со мной доктор тут. Не позвать ли его?
- Дохтур? О-ох! Что мне твой дохтур! Мой вон где дохтур... Дохтур?.. О-ох!
- Ведь старая она, - говорит вдова.
- Ну, не старше меня, - говорю я.
- Как не старше, много старше. Ей, люди говорят, годов девяносто, говорит вдова. - У ней уже все виски вылезли. Ономнясь обстригла ее.
- Зачем же обстригла?
- Да вылезли все, почитай. Я и обрезала.
- О-ох! - опять стонет старуха. - О-ох! Забыл меня бог! Не примает души. Он, батюшка, не вынет, сама не выйдет... О-ох!.. За грехи, видно. И глотку промочить нечем. Хоть бы напоследки чайку попить. О-ох!
