Как это обычно бывает, почти всегда, когда ты перестаешь ждать чего-то вовсе, или становишься менее требователен в своих ожиданиях, то обязательно происходит событие, которое начинает походить на эхо из прошлого. Обязательно происходит событие, которое предлагает тебе снова согласиться с тем, от чего ты уже отказался. Происходит ли это от того, что ты снизил планку своих ожиданий и сразу стал по-другому смотреть на мир, или действительно оттого, что именно сейчас так случилось, но это так. А потому, выходя в очередной раз на балкон, Ни свет Ни заря вдруг почувствовала то самое чувство, что делало её счастливой на протяжении лет, десятилетий во время её молодости. И это чувство не описать словами. Даже метафоры здесь не помогут, ведь это такое ощущение, будто поезд, на который вам надо было во что бы то ни стало успеть, вдруг вернулся, или словно просыпаешься после кошмарного сна и видишь, что все живы, или просто-напросто ты вдруг понял: время жить. Просто-напросто оттого, что ты-как будто прямая икс на оси координат, и синусоида счастья в это время слилась с тобой в тон. Тебе теперь ничего не надо делать, чтобы быть счастливым, ведь ты просто счаслтив всё то время, пока она в этой фазе. В такое время Ни свет Ни заря глядела на башню взглядом, каким глядят на двоечника, что умудрился-таки написать контрольную на четыре, а ему теперь объясняют, как надо было бы правильно, и он видит, что попал в просак. Ни свет Ни заря как бы утешала башню одновременно из-за того, что человек не живет вечно, и из-за того, что башня-живет, проводила со всем этим романтическую параллель такого рода, что в воздухе полночного Парижа витала энергия, в сто раз превышающая энергию светлой Есенинской грусти. Короче говоря, на Ни свет Ни зарю этой милой парижской полночью снизошло озарение. Чуть поглядела на все эти снова и снова снующие внизу беспокойные лица, как под копирку дивящиеся одному и тому же, радующиеся как-то наигранно, и заливающиеся словно отлитым на заводе чугуна смехом. Да у них даже пределы мира одинаковы, что и говорить! И зависят они хоть и от их умственного, а скорее ментального развития, но косвенно, и всё чаще пределами их жизненных рамок становятся такие пустяки, как популярность своего кумира.
Она прошла мимо спящего, и уж точно не занимающегося всей этой ерундой, хоть даже и там, у себя в глуши на родине, брата к далеко не единсвтенной в доме зарядке телефона. Даже далеко не единственного в доме телефона. А что, если вдруг разобьешь один? Как проведешь после те томительные часы ожидания, похожие всё больше и больше на ожидания утки, жаждущей, когда ей наконец бросят корм? Ни свет Ни заря стремительно подошла к телефону, вынула из него провод, причем на экране, на фоне какой-то непонятной, перевернутой фотографии показывало лишь семьдесят два процента. Она ещё почти никогда не уходила с незаряженным телефоном, но сейчас развернулась и так стремительно прошла на балкон. Сосчитав до десяти, глядя на всё тот же, уже ненависный ей полумесяц и поднадоешвую башню Эйфеля (будто нельзя было придумать чего разнообразнее!) и как будто видя не их, а разговаривая с какими-то потусторонними силами, тёмными ли, светлыми ли, неизвестно… Ну, как маленькие дети, когда лежат, она решительно выдохнула и удалилась из Фейсбука. А после и из Инстаграмма, и из Твиттера, даже Телеграмм удалила, чего уж тут, пустилась во все тяжкие! Сильно-сильно подняла руки вверх и хотела выкинуть телефон с балкона, как баскетболистка, ведь в детстве она была бескетболисткой, но отчего-то дернулась, вовремя опомнилась и мягко-мягко положила телефон на шаль. В глазах её откуда ни возьмись появился тот львиный огонек, который бывает у людей в начале их цикла жизни, ну, вот как у Луисиана, и который так в ней искал братец, словно ей пришла в голову какая-нибудь сумасшедшая идея. Ну, вроде того, чтобы не спать трое суток. Как будто брат силой умственного желания передал ей свой огонь. Она снова прошла мимо дверного проема, и шторы, как и пылевые клещи, если они и вправду существуют, сильно подивились такому разнообразию-обычно Ни свет Ни заря входила и заходила на балкон этак раз в восемь часов, что для некоторой живности является целой жизнью. И уж точно являлось, ну хоть месяцами тремя для клещей. А тут-через день. Во дает, баба, зачастила!
