– Ну, а как же, – сказал дед.
– Ну, вы ерундой не занимайтесь. Дружно надо жить. Прощать друг другу, где сказать, а где смолчать.
Деду и самому было стыдно. Не хотел он так.
– Ты мою дочь обижать не вздумай, – пригрозила ему Баба-Ира. – Мы за своих горой будем стоять.
– Вот-вот! – выскочила Оля у бабки из-под мышки, – знай наших!
– Я не обижу её больше никогда. Обещаю, – сказал дед. И я точно знаю, что он своё слово сдержал. Вошёл в половину дома, собрал вещи и повёл свою небольшую семью обратно.
– Женечка, любимая, не плачь, – утешал её он вечером, прижимая к груди руками, которые объединяли в себе крепость и силу рабочего с нежностью и аккуратностью художника. – Придумаем что-нибудь с кольцом. Мама моя сказала, что в столовую пойдёт работать, я на фабрике ещё поднапрягусь, может до мастера повысят. Всё будет у нас хорошо. И портрет твой закончу скоро. Немного осталось.
Она смягчилась, обняла его в ответ. Ответила теплом на тепло.
– И переедем в новую квартиру? – спросила бабушка, утирая слёзы.
– А как же!
***
С того момента они больше не расставались. Всё в семье Красовых завертелось, закрутилось, засуетилось. Накопили на кольцо, родилась вторая дочка, назвали Мариной (по-дедовски – Маришкой). В то время жизнь в городе сосредотачивалась вокруг фабрик и заводов. У платочной фабрики, где работал дед, были свои жилые дома, свой стадион и детский сад, куда пошла работать моя бабушка. Платили, правда, иногда тоже платками, но ничего, выживали потихоньку. Когда моей маме и браку дедушки с бабушкой исполнилось 12 лет, руководство фабрики выделило им квартиру в том же доме, но в другом подъезде. И не однушку, а самую настоящую большую квартиру с двумя комнатами и огромным залом.
Моя мама вбежала внутрь нашего нового дома, который навсегда останется местом встреч и семейных ужинов. Мама увидела на стене то, что знала с детства лучше всего – увидела картину. Не дедушкину, а ту, что осталась от прошлых жильцов. Да и на самом деле это была не настоящая картина, а янтарная, из меленьких жёлтых камушков, которые имитировали деревья и поля. Мама хотела снять её со стены, чтобы повесить портрет бабушки. Янтарная картина просто не смотрелась на этой стене, была чужой. Мама подвинула раму и тут… из-под рамы по голой стене заскользило полчище страшных рыжих тараканов.
– А-а-а-а! – завизжала она, что есть сил и ринулась в подъезд.
– Ну что орёшь-то так, – утешил дед. – Ну ничего страшного.
