– Ты что же, рисуешь? – спросила бабушка, разглядывая лежащий на столе деревянный этюдник с дорогими масляными красками.
– А то, – усмехнулся дед, показывая ей свои наброски. – Вот обожди, пойду на фабрику художником. Платки буду рисовать. Весь город и вся страна ходить будет в моих платках!
Баба-Настя, мать моего деда, натерпелась от своего мужа, который пил, бранил и колотил, зато была очень счастлива, когда мимо шёл отряд солдат на войну, куда она его вовремя загнала. Дед тогда был ещё совсем маленький, отца и не запомнил, но зато зажили они потом хорошо. Баба-Настя приложила все силы, чтобы у деда было всё, что он захочет. Одеться модно – запросто. Фотоаппарат дорогой – найдём, сэкономим. Краски нужны – не вопрос. Жили скромно и тесно, как и все. Зато Толя выучиться рисовать и художником станет. Прославится. А её задача – помогать ему.
Я не удивлена, что бабушка была очарована дедом. Если в ней бил ключ жизни, то сердце деда было наполнено тягой к прекрасному. Он на тот момент не видел оригинальных полотен Рембрандта и Боттичелли, лишь репродукции в советской типографии с её бедными красками и скудным качеством, но он знал, что эти картины и есть воплощение красоты и хотел хоть отдалённо приблизиться к их гению. Увы, стране тогда нужны были не полотна, а платки. Не Леонардо да Винчи со своим золотым сечением, но пышные цветы, симметрично размещённые по квадратному полотну.
– А хочешь, Женечка, я твой портрет нарисую? – спросил дед, влюблённо разглядывая губы и глаза.
– Да куда там, – отмахнулась моя молодая бабушка. – А вдруг, мне не понравится? Нарисуешь меня страшной!
– Ну ты что, – засмеялся дед. – Это же невозможно!
***
Не так-то много времени прошло с момента их встречи, может, всего пара месяцев. Отчего же у моей бабушки глаза такие влажные, почему в них затаились страх и сомнения? Почему сейчас её ключ жизни бьёт так резко, так надрывно? Она стоит во дворе возле дома деда, ждёт, когда тот выйдет, чтобы поговорить. От этого разговора у неё холодеет в груди, зато в животе разливается уютное тепло.
Дед кивнул ей, не стал ничего говорить. Волнение передалось и ему. Он ведь видел по красным глазам и дрожащим губам, что дело серьезное.
– Случилось-то что? – в конце концов спросил дед, но умом уже начал догадываться.
– Да что случилось, Толь. Ты человек порядочный? – Спросила бабушка, стыдливо пряча глаза.
– Ну, допустим, – рассудил дед.
– У нас будет ребёнок, – выстрелили в деда бабушкины серые глаза.
