В подтрибунных снова проходят мимо девочек Морозовой, мимо всего штаба. И Орлова уверена, что Ирина Алексеевна улыбается, глядя на нее. Хорошо улыбается. Так, будто рада победе конкурентки.
****
В день произвольной все с самого утра не так. То ли Лиза и правда отравилась, то ли так сильно стрессует, но она безостановочно жалуется на тошноту и головокружение. Что хуже, ее и правда тошнит. Лена видит, что спортсменке ужасно плохо. Они пользуются всем доступными благами современной медицины, чтобы как-то купировать приступы рвоты и головокружение. Лучше становится с переменным успехом. А к выходу, кажется, что тошнит уже больше тренера, чем несчастную бедную Лизу, собравшую все, что в ней было в кулак, чтобы держаться эти четыре минуты на льду.
Эта девочка – чемпионка. Никто, кроме врача, маячащего за спиной Орловой, и самой тренера не видит, каких сил фигуристке стоит этот прокат. Но она держится. Без бонусов, но и без откровенного брака. Сразу за бортиком девочка наклоняется и по спазмам видно, что ее опять тошнит. Просто тошнить уже нечем. Медленно до Кисс-энд-Край, смотреть оценки и вымученно радоваться, потому что на настоящую радость сил – нет. Медленно до раздевалки. Там врач сразу же колет в вену капельницу с физраствором, уложив девушку на скамейку, и предупреждает Лену, что в ближайшие 30 минут той разумнее выпить кофе, чем испуганно кружить возле Лизы.
Ленка стоит, спрятавшись в углу, сбоку от кофейного автомата, кофе из которого ей совершенно не нужен. Откинувшись спиной на стену и закрыв глаза, размышляет, стоило ли тащиться бог знает куда ради призрачной возможности откатать этап с девицами нежной королевы. Ну, откатали. Выблевали всю душу и нервы.
Орлова поднимет тяжелые от усталости веки и буквально утыкается взглядом в ворот дорогого кашемирового пальто, а точнее в светлую густую прядь, которая лежит на нем. Поднимает взгляд выше. Ее Ира стоит почти вплотную. “Красивая!”,– констатация и всплеск очарованности. Взгляд сам собой ласкает тонкие черты знакомые с детства. Даже думать о возрасте, глядя на эту вечную женственность, кощунство.
– Вы третьи, сразу за нашими, – улыбается Ирина, – Орлова, ты вырастила чемпионку. Я тобой горжусь!
Морозова оттягивает безвольное тело брюнетки от стены и заключает в объятия. Лена тут же прижимается, утыкается лицом в пальто и теряется в давно забытых эмоциях. Ребенок в ней льнет к так надолго потерянному теплу. Пальцы вцепляются в отвороты дорогой одежды, к которой ее притянули знакомые руки. Дыхание становится коротким.
