. Боли до определенного момента и вовсе не существовало, но всему прекрасному когда-то должен был настать конец: апофеозом стало невыносимое жжение во всех конечностях, на абсолютно всех нервных окончаниях… и взрыв…
Очнулся я после того, как меня пнул ребенок с криком: «Смотрите, бухая кукла!» Я нехотя встал с земли, надавал набежавшей детворе легких тумаков и вразвалочку продолжил движение к дому.
Проходя по скользким улочкам, большим дворам, я заметил множество воркующих бабок, тычущих пальцем куда-то на север. Это меня удивило не особо, но на подходе всё большем к дому невооружённым взглядом наблюдалось столпотворение: пройдя немного вглубь толпы, я увидел пожарный автомобиль. Один из всех участников пожарной команды вылезал из моего окна, откуда валил густой черный дым. В тот момент я не думал, плакать или радоваться, лишь робко обратился к какому-то зеваке – мол, кто учинил сие бедствие? На что получил ответ –«да закинул некто что-то навроде шашечки динамитной внутрь окошка, а после от искр зажглось все, что только могло загореться в одночасье из сухости».
Меня не пугало нисколь отсутствие теперь крова над головой, моё внутреннее «я» волновало одно – смерть моих чудеснейших, некоторых из них рождённых в результате упорного кропотливого труда, рисунков. Они были тем, что делало меня хоть немного здравомыслящим, видящим смысл в жизни, человеком. А теперь их нет. Словно кто-то нарочито решил добить меня, разрушить хлипкие останки моих сердечных теплоты и движения. Я мог когда-нибудь представить такой исход своих творческих потуг, я знал эту дурацкую фаталистскую теорию, но не мог и подумать, что всё будет так неожиданно, внезапно, резко… Что кто-нибудь в себе силы на этакую жестокость (тут наш герой заплакал так горько, как не плакал никогда ещё наверное в жизни).
Глава III
Об этом моём несчастье тут же прознал весь наш захудалый городишко. Я ещё, как назло самому себе, не пошел в агенство помощи бездомным и скитался по всему городу в течение дня, а под ночь возвращался в свое небольшое простецкое жилище в подвале заброшенного дома, готовящегося на снос. Иногда я перебирался в лес, где оборудовал себе «дачу», на которой порой отдыхал от шума города и отвратных людишек. Когда же мне приходилось сходить купить себе что-нибудь на деньги, заработанные со сдачи стеклотары (документы его сгорели вместе со всем богатством квартиры, и он не мог уже как обычно прийти на работу после отпуска, а восстанавливать что-либо и обращаться в полицию он не собирался), прохожие не упускали возможности плюнуть в меня, обозвать «жалким, грязным бомжарой». Матери твердили своим детям – «вот не получишь образования, не поступишь на хорошую работу, будешь как этот мерзкий дядя». Мне хотелось возразить, что было бы желание да ум, и вероятно тогда добиться всего, но кто ж бы меня послушал, тем паче в таком моём положении.
