Посчитав, что все вопросы решены, император вызвал к себе Воейкова.
– Владимир Николаевич, срочно отправьте телеграмму по телеграфу Юза Родзянко и постарайтесь как можно быстрее получить от него согласие возглавить правительство.
– Я выполню ваше поручение, ваше величество!
Воейков кинулся исполнять указание Романова.
– Задержитесь на одну минуту! Запросите от Родзянко последние сведения об обстановке в столице.
– Ваше величество, я прошу отдать телеграмму мне, – вдруг невежливо встрял Рузский.
Император возвел на него удивительно синие глаза и тоном, исключающим возражения, приказал Воейкову:
– Владимир Николаевич, передайте телеграмму генерал-адъютанту.
Рузский, заполучив в свои руки бумагу, вопросительно посмотрел на Романова.
– Что-то еще, Николай Владимирович? – спросил Ники.
– Ваше величество, прикажите Иванову, чтобы он остановил все действия против Петрограда.
– Я согласен, в самое ближайшее время это будет сделано.
Романов всеми силами старался удержать на лице бодрое выражение, хотя на сердце у него скопилась тягучая тоска. Генерал же опустил глаза вниз, чтобы скрыть от государя необыкновенную радость.
– Да поможет нам Бог! Жду вас утром, Николай Владимирович, – строго сказал Ники и, пристально поглядев в глаза Рузского, тихо добавил. – Но в то же время я хотел бы, чтобы вы опубликовали Манифест в печати.
– Ваше величество, я непременно выполню вашу просьбу, – ответил с подозрительной осторожностью генерал и, поджав губы умолк.
На этом переговоры закончились. Оставшись в одиночестве, Романов быстро набросал текст на телеграфный бланк, и в первом часу ночи в адрес генерал-адъютанта Иванова телеграмма с приказом, чтобы он прекратил действия против восставшей столицы, была отправлена.
После переговоров император долго не мог уснуть. Его голова гудела от навязчивых горячих мыслей и ярких воспоминаний из прошлой жизни. При этом по его бледным щекам, заросшим крепким волосом изредка катились редкие слезы. Из его ума никак не уходили жена и дети. Черные думы вконец обуяли его, а сердце трепыхалось, как голубь в чужих руках. Он долго молился, целовал фотографии жены, детей и заснул только под самое утро, когда на востоке уже появились предвестники скорого рассвета. Он думал, что утром все решится, как нельзя лучше.
После разговора с Романовым, Рузский, связался с Родзянко по прямому проводу и рассказал ему о результатах переговоров с Романовым.
– Манифест слишком запоздал, теперь речь может идти только об отставке Романова – ответил ему Родзянко.
