–нам идти завтра за ворота? – спрашиваю я доктора Рича.
–думаю, не нужно. Слишком большого напряжения, думаю, допускать не надо.
Я облегчённо выдыхаю.
–но завтра ведь второй день «обезьяньих испытаний», – вмешался Рик. Черт бы его подрал!
–какие еще испытания?
–мы с Рейчел участвуем в одной игре в парке аттракционов. Рейчел очень даже понравилось. Мы не можем пропустить, – с энтузиазмом говорит Рик.
–хм, Рейчи, ты как? – говорит доктор Рич, предоставляя право выбора. Я в замешательстве, я не могу согласиться, боясь выйти из зоны комфорта, но не могу отказаться, потому что знаю, что это для меня же лучше.
–думаю, Рик прав. Там было весьма весело, – говорю я, и, закрыв рот рукой, зеваю. Сама, удивившись своим словам, смотрю, на не менее удивленного доктора Рича.
Я выхожу из кабинета моего психотерапевта немного подавленная, после того, как он дает добро на завтрашнюю прогулку. И что этому Фернандесу неймется? Какого черта? Вздыхаю, быстро переложив крестик из бюстгальтера в карман, иду в столовую.
Все 20 круглых столов заняты жертвами собственных мыслей, освещаемые розовым светом закатного солнца. Кто разговаривает с рядом сидящими, кто ведет монолог, кто ест, кто – нет, но на меня так или иначе не обращают внимания. Всем приятного аппетита, молодцы! Джозефина отдает мне поднос с тарелкой лапши с маслом, ломтем белого хлеба, букетом базилика, который я ненавижу и опять же ужасно светлым чаем. Вот такие дела. С подносом в руках глазами судорожно ищу Эрику и нахожу. Она устроилась на самом последнем столе у окна. Ее фиолетовая рубашка переливается как бензин на асфальте. Сьюзен опять к ней пристает. Чертова психопатка! Уж кому- кому, а ей тут точно самое место. Вместе с ними еще Ребекка. Она здесь, кажется, чуть больше года. Диагноз – паранойя. Она постоянно говорит какие – то непонятные вещи с таким рвением и осведомленностью на ту или иную тему, что волей-неволей сам начинаешь в это верить и размышлять об этом. Говорят, что палата у нее исписана разными словами на непонятном языке. Вот только не говорит никто, чем писать она может. Я то, к нейтральному состоянию отношусь, поэтому мне и позволено мелки держать, а она, как и Сьюзен относится к средне-неспокойным. Есть еще павильон особо-буйных, но в нашу столовую их не допускают, да и я вообще сомневаюсь, что их из палат куда- то выпускают. Я сажусь между Сьюзен и Эрикой. Ставлю свой поднос на крошки капли чая, оставленные Сьюзен. Она уже съела свой ужин, и, не подавляя своей отрыжки, сидит и потешается над нами. Убила бы!
