И, казалось бы, в джунглях с ним точно произойдет что-то совсем отвратительное: попадется в объятья анаконды, или провалится в ловушку с кольями, установленную туземцами, или его за ногу цапнет сколопендра, или на башку спикирует крылан, или его окружит армия кочевых муравьев, или он проткнет себе бедро иглой ядовитого кактуса – потому что день сегодня такой неудачный, третий, печально известный день завязки. Но, вопреки Ваниным негативным ожиданиям, переход сквозь полный опасностей экваториальный лес обходится без происшествий; он лишь раз путает тропы, но по пути ему встречается добродушный абориген с мачете и пробитым насквозь носом, который жестами объясняет, что русскому пришельцу нужно скорректировать маршрут. Ваня благодарит его, и вдруг осознает, что вот теперь, после всех злоключений утренней прогулки вокруг острова, он – свободен. Его обвинительные речи в сторону религиозных адептов продолжают отзываться эхом в его голове, и это приносит ему какое-то дикое, варварское удовольствие. Ваня с удивлением замечает, что голова больше не гудит, руки не трясутся, в глазах не темнеет, а во рту не сохнет – и даже след от попугайчика как будто перестает смердеть. Русский втягивает в нос воздух джунглей и ощущает, что жив, а впереди еще столько недель реабилитации, с серфингом, яствами от Сантьяго, общением с представителями пяти континентов и многим, многим другим, чего не перечислишь.
А вечером Ваня принимает релаксационные процедуры: после горячей ванны, он улегся на кушетку, и теперь две таитянки делают ему массаж с аромамаслами, а третья, представительница южноафриканских племен, с отвисшими, как вермишель, грудями пинцетом тянет из ноги русского пришельца длинного, извивающегося кожного паразита – откуда он только взялся, размышляет Ваня, и старается концентрироваться не на боли, а на нежных, бросающих в дрожь касаниях островитянок. Рядом, на бамбуковой скамеечке, уселся пожилой индеец и раскуривает томагавк: густой, сладкий дым обволакивает все вокруг, и русского тянет приятно, от души, чихнуть. Чуть поодаль, молодой, худощавый тайский паренек отстукивает ритм с помощью бонго, создавая непередаваемую, ритуальную атмосферу. Пожилой индеец сует Ване под нос шляпку галлюциногенного гриба; Ваня вяло отмахивается, ему и без псилоцибе хорошо. Мимо бунгало то и дело пробегают испанцы и австралийцы с досками в руках, кивают Ване головами; Ваня приветствует их одними глазами, и от его зависти не осталось и следа: он час назад уведомил серфингистов, что завтра пойдет с ними бороздить морские волны, и они с удовольствием согласились взять его на обучение. Жизнь хороша, решает Ваня, и тут доносится звук охотничьего рога – настала пора ужинать.
