Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал | страница 3



– В печке я оставила щей и каши на два дня. Напекла пирогов. Ухожу от вас искать Моську. Когда вернусь, не знаю.

К вечеру она вернулась, и надо же! – с Моськой. Кот жил долго и умер у меня в ногах, когда я читал стихи Лермонтова. Вскоре мать завела собачку – белоснежного шпица. Возникла новая любовь. В октябре 41-го матери пришлось покинуть Москву, отправиться в эвакуацию в Казань, где служил брат Анатолий. О путешествии с собакой в поезде не могло быть и речи. И бросить ее на произвол судьбы мать, конечно, тоже не могла. Чтобы собачка не мучилась, умирая с голоду, мать ее удавила. Вот такой был характер!

Но я забежал далеко вперед. С деревней связаны милые детские и отроческие годы – пора безмятежной жизни и приключений. В ту пору заветной детской игрушкой был деревянный конь на колесиках. Его можно было без устали катать и самим на нем кататься. Любимую игрушку брали в деревню. Мой двоюродный брат Санька смастерил мне игрушечную телегу с миниатюрными оглоблями, осями и колесами. Санька же сшил игрушечный хомут для коня, изготовил дуги, обучал меня, как запрягать лошадь. В пору сенокоса мы с ним косили траву, сушили и укладывали в копны, а потом перевозили на игрушечной телеге в сарай. Я никогда не видел брата больным. Но он страдал эпилепсией и зимой в припадке умер.

Любовь к лошадям чуть не кончилась для меня трагедией. У деда Матвея был мерин по кличке Матрос. После коллективизации он стал колхозным, но закрепленным за дедом. Однажды дед разрешил мне прокатиться на телеге, запряженной Матросом, до картофельного поля. Мать возражала: холодно, а одет парень в обновку-матроску и новые башмаки. «Пущай прокатится, – увещевал ее дед. – Матрос – смирный конь, не зашибет!» Поле находилось за школой, возле дома дяди Александра. Старший сын деда был отделен одним из первых, но богатства не нажил. Ни вишни, ни яблонь в саду, даже перед домом не были посажены липы или березы. Семья считалась самой бедной в деревне. Мои многочисленные братья щеголяли в рваных штанах с заплатами, вечно босые. Помню, однако, что один из них позже стал актером, играл «социальных героев» в драмтеатре в Москве и был похож на популярного тогда актера Столярова, героя фильма «Цирк».

Матрос без труда тянул телегу с мешками, набитыми картофелем. Он должен был остановиться перед домом, стоявшим на склоне горы. Управлявшая Матросом женщина не смогла удержать лошадь. Тяжелый груз давил на оглобли, на хомут. Мерин отступил на шаг-другой, и телега покатилась под гору. Внизу – речка Яхрома. Неглубокая, неширокая – повсюду ее можно было перепрыгнуть. Но тут, возле коровника, ее запрудили под водопой. Возвращавшиеся с речки парни крикнули мне: «Крепче держись!» А мне надо было, напротив, выпрыгнуть из телеги. Поверни Матрос чуть вправо, он свалился бы в овраг – самое страшное место в деревне, куда нам, ребятне, запрещали даже близко подходить. Мерин бежал прямо по тропке, приняв ее за проторенную дорогу. Он с ходу перемахнул через речку, распластался на берегу, а телега со мной оказалась на середине Яхромы и стала тонуть. К счастью, дно заросло камышом, и, цепляясь за стебли, я выкарабкался на берег.