Научилась зарабатывать, выезжая к клиенткам, потому что неплохо освоила эту бессмысленную, с моей точки зрения, специальность.
Один, только, раз встретилась с родственниками. Умер дед. Тьма людей на кладбище, я – в стороне, изгой семьи. Нина сухо поздоровалась и всё. Когда церемония закончилась, появились мои родители. Опоздали потому, что потерялись среди крестов. Над могилой деда они, пьяные, радовались, что нашли друг друга.
На поминки не поехала.
Мы с подругой снимали однокомнатную квартиру, основную сумму вносила она, зарабатывающая проституцией, мне, служившей страховкой от неадекватного клиента, предназначался диванчик на кухне. Продавать тело я, пока, не была готова. Раздражительная от природы, не могла выносить, когда до меня дотрагиваются, не говоря об остальном.
Наркомана из меня тоже не получилось, хотя попытки были. Тот, кто начинает «употреблять», сначала, имеет дом и близких, они приютят, пожалеют и накормят. Если человек измождён и голоден, он ищет еду, а не удовольствие. Мыслей «забыться», когда «сосёт под ложечкой», не приходило, наоборот, обострялся ум, жаждущий отыскать средства на самое необходимое.
Размышляя о детстве, вспоминала, что отец годы проводил за решёткой, и, если бы сердобольная бабушка не снабжала мать продуктами и деньгами, возможно, она пошла бы работать.
Между мной и старушкой стоял храм нашей семьи: Катя.
На диванчике, в квартирке, хранившей запах пота или мужских духов очередного старого сладострастника, мне виделся где-то в облаках двухэтажный каменный дом с книжными шкафами, остроумный дед, добрая бабушка, сад, беседка, там играли мы, безгрешные дети.
Сама же я была не в облаках, а на земле и в дерьме.
В тот день мне следовало явиться домой после полуночи. Подруга обслуживала клиента, который хорошо платил.
На пенсионерской лавочке около дома, ждала, когда «козёл» «отвалит» к жене.
Рядом присел человек, не молодой, больной или пьяный. Спросил:
– Где ты живёшь?
– На этой скамье, – ответила сердито.
– Пойдём ко мне.
– Зачем?
«Пусть скажет, – подумала, – тогда ударю и вымещу на нём всю мою злость».
– Не бойся, не буду приставать, мне нужно, чтобы в квартире был кто-то. Не могу видеть муку в маминых глазах.
«Ещё и мама? Только этого не хватало».
Но в пожилом, по моим понятиям, человеке была какая-то детская беспомощность.
– Хорошо, – согласилась, – если не будете приставать.
Небольшая чистая квартирка выглядела, как жилище аскета: прихожая с единственным крючком, скромная кухонная мебель, кровать, застланная по-военному, полка книг, стол с ноутбуком, офисный стул на колёсах.
