– О, Серега! Что, извращенец, все голых баб рисуешь? Та проститутка сверху уже заходила?
После этого он вышел и остановился у дерева напротив своего окна. На всякий случай посмотрел, нет ли рядом полиции, после чего закурил, но это был лишь предлог. Над его квартирой, увитые каким-то ползучим растением, утопали в зелени окна самой обсуждаемой квартиры во дворе.
Ее звали Маша. Никто не знал, кем она работала, чем увлекалась, о чем мечтала. Но все знали о четырехкомнатной квартире, о перепланировке, которую она сделала перед въездом, о ее четырех котах. Вишенкой на торте стали визиты взрослых мужчин на дорогих авто. А еще она никогда не ходила с тяжелыми пакетами, ведь ей все доставляли домой. Серега усмехнулся, вспоминая, как шарахались бабки от необычного фиолетового света, сияющего по вечерам над заставленным горшками подоконником. В этом провинциальном городке мало кто знал, зачем нужен такой свет, но зато знали, как в чате дома по-школьному обзывать новую соседку. Ведьма, проститутка, куртизанка. Последнее даже нравилось Сереге, он бы мог изобразить сюжет. Знал как нарисовать, но не смел трогать ее чистой красоты.
Он продолжал стоять под окнами, нетронутая сигарета истлела в его пальцах, его мысли были с новой соседкой. Когда они в первый раз случайно столкнулись в подъезде, она просто улыбнулась ему, но Сереге показалось, будто солнце вышло из-за туч. В ее руках был большой, увесистый горшок, и так удачно в нем росла именно земляная груша.
– Топинамбур, – послышался глуховатый голос Сереги. Он почувствовал, что его губы расплылись в глупой улыбке.
– Верно! – ее улыбка в ответ стала еще ярче.
Маша выглядела совершенно счастливой, не смотря на сбившееся дыхание и испарину на лбу, к которой прилипла густая каштановая челка.
В его голове распускались те самые желтые цветы, которые в его творчестве служили маленьким прикрытием самых сокровенных мест нарисованных им девушек. Небольшая цензура, чтобы социальные сети пропускали откровенные арты.
Все девушки, рождающиеся на цифровом листе под рукой Сереги, были совершенно разными. Одна застенчиво прикрывалась руками и обиженно смотрела на зрителя. Другая, напротив, не желала скрывать свои формы и нарочито демонстрировала себя с лучшей стороны. Кокетливые, властные, практичные, ранимые, темнокожие, азиатки, европейки. Но ни одна не была похожа на Машу.
В ту же ночь он нарисовал ее. Впервые, после выпуска из ВУЗа, Топинамбур рисовал в классическом стиле, где женщина – предмет не вожделения, но восхищения.
