Спешить обратно в сонный город,
Испытывать все тот же голод,
Так непонятный большинству.
Запретных тем невинный флер,
Не подвергать пустой проверке,
И кофе пить такой же терпкий,
Не завершая разговор.
Не думать, что легко идти
По этим лужам, в эту вечность,
Но кто сказал, что бесконечность
Я не смогу в тебе найти?..
***
Как сложно с родителями. В частности, с мамой. Отца я не помню – мать вскоре после моего рождения с ним развелась, а отчим… вообще – не тема. Мы, конечно с ним общались и общаемся, и он вполне себе ничего – не противный, не глупый, не вредный – нормальный. Но его и моя жизненные кривые никогда не пересекались. Они вынужденно столкнулись – да – когда он вошел в наш дом, но потом благополучно разошлись, и теперь пересечься им ни в какой точке нет возможности. А мама – это мама.
Отношения, начиная с моего сознательного возраста, то есть, лет с 11 не были обычными отношениями матери и дочери. В том смысле, что мы жили параллельно, периодически возникая на горизонте друг друга. Если говорить о «бессознательном» возрасте, мать я помню очень плохо – она занималась карьерой и личной жизнью, в которой мне не было места. Моим воспитанием занималась бабушка.
Так вот – о сознательном… Мама, сколько ее помню, всегда была очень статной. Красивой, ухоженной и сильной женщиной. С пурпурно-красным маникюром на длинных ногтях, пышной укладкой на голове и высоченными каблуками на ногах – всегда. Вечно в облаке какого-то мощного парфюма, типа «Magie Noire» или «Fidji». Вечно в окружении огромного количества разных людей: мужчин, подруг, коллег, подчиненных и жополизов. Что собственно было понятно при ее экстерьере, значимости, влиянии и руководящей должности. Мама всегда была высокомерна, нетерпима, безапелляционна, неразговорчива, выдержанна, строга и холодна. Это теперь мне понятно, почему. Тогда – нет. Я видела и знала, что она такая. Все. Моя мама – такая.
Дома – она тоже всегда была «госпожа начальник» – так, шутя, звал ее водитель. И теперь зовет, если вдруг им доведется случайно где-то встретиться. Властная, не терпящая никаких рассуждений ни по теме, ни тем более – без нее. Правая всегда, везде, при любых обстоятельствах. Спорить, и доказывать что-либо было бессмысленно.
Думаю, со мной она общалась примерно так же, как с теми людьми и той челядью – по привычке. Не могла, наверно, переключиться. Времени не имела или сил, или желания. А возможно – и того, и другого, и третьего. А может, понимала, что я – при своем характере – была та еще штучка, и быть со мной нежной лишний раз не стоит. Точнее, не стоит вообще. Я это, понятно, чувствовала и не принимала. По-своему, как могла.
