ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя | страница 72



Я фрагментами вспоминал наш с Эльдаром разговор, и все не мог понять: он говорит всерьез или бредит?

«Несомненно – он больной».


***

В окне стоял серый октябрьский день, но я хотел, чтобы была ночь.

Я задернул гардины.

От выпитого изрядно мутило.

Порылся в аптечке, нашел баночку «Donormyl», прикупленного по случаю, но так ни разу не использованного.

Вытряхнул прямоугольную таблетку. Не разламывая, глотнул целиком. Завалился на диван.

«И рушились рамки, рушились-рушились…» – растворилось в засыпавшем сознании.


Глава тридцать пятая

Утро, 27 октября 2013 года, воскресенье


***

Утром я уже знал, что сделаю. Вдохновил меня на это Роберт Рождественский.

«Главное, чтобы Вера пришла!».

Решительно сполоснулся под душем. Затем заварил чай под порхания Валькирий, которые рвали и царапали мембраны динамиков, включенных на полную громкость.

«Вагнер – слуга Люцифера! Выплеснуть из себя такую музыку!

Как и Людвиг Ван…

Как и обожаемый мною Роберт.

Им было тесно в рамках – будь то божьи или людские…».

– Я хочу, чтобы Вера сегодня вечером пришла ко мне, – сказал решительно. – И осталась до утра. Такова моя воля. Пусть будет так!


***

«Зачем?!».

Я представил, как она придет.

Придет, не понимая причины своего поступка; ведомая нечистой силой, которая рушит гармонию предопределенности, ломает установленный порядок, создает новый, выгодный мне.

«Потому, что такова МОЯ воля!».

На кухне заныли, заскрежетали трубы – дело обычное для убогой хрущевки.

Но я знал, что это – ЗНАК!

Менять что-либо было поздно.


***

Уставился на часы: десять двадцать пять.

«Как дожить до вечера?».

Я принялся искать оправдания своему поступку, который еще недавно, в утренней свежести, казался единственно правильным.

Убеждал себя, что новое, необычное, всегда сопряжено с разрушением установленного.

На ум приходили Великие Нарушители, которые не боялись, дерзнули: тот же Галилей и Джордано Бруно. Да только не вязалась множественность миров и бесконечность Вселенной с похотливыми желаниями сорокапятилетнего неудачника.

Изнемогая от самоуничижений, взял книгу, попробовал читать. Однако буковки не желали объединяться в слова, рассыпались серым маревом, сквозь которое проступал беззащитный Верин образ.

Я страшно жалел, что отложил визит до вечера. Но еще больше жалел, что поддался Велиаловым уговорам, загадал ЖЕЛАНИЕ, и теперь хочу искусить невинную душу.

Я чувствовал смятение оттого, что, ВОЗМОЖНО ПРОИЗОЙДЕТ между нами. Но также чувствовал, как неудержимая страсть к Вере стала моей жизнью.