Отец до сих пор молчал, пытаясь осмыслить её слова. Я отвлёкся на десертную вилку, которой я собрал остатки торта и отправил их в рот, а затем снова поднял глаза на маму. Она выглядела в два раза моложе, чем ей в действительности было лет. Ей запросто удалось бы стать отличной женой талантливому художнику, фотографу или режиссёру – стоило только захотеть. У неё был редкий дар видеть в простых предметах то, чего никто не мог разглядеть, пока она не позволит взглянуть на эти вещи своими глазами. Она могла влюбить в себя любого творческого человека, заполнить кровоточащие пустоты в его таланте. Но стала женой моего отца.
На столе еды почти не осталось, а чек ещё не принесли. Я задумался, кем она была до того, как оказалась здесь, по ту сторону увеличивающейся с каждой секундой пропасти, отделявшей её от дома? Ни художником, ни режиссёром – точно нет; а фотограф у нас в семье один – только я. По крайне мере, она об этом не рассказывала. А говорила о том, как работала в офисе средних размеров фирмы и имела все шансы за семь лет работы на совесть получить вакантное место менеджера по продвижению или увеличению чего-то там. Но она оставила в прошлом старые обязанности ради новой работы, которой оказалась ещё более верной, чем старой. Это был Kindergarten. Есть люди, которые, повзрослев, возвращаются в детский сад, чтобы стоять по ту сторону манежных баррикад – у каждого своей мотив, но мне её было трудно понять. То ли это было безумие, то ли просвещение – она не любит говорить об этом. Но её личный выбор я не могу осуждать.
В те времена бизнес отца ещё позволял работать не много, отдаваться безделью и много путешествовать. Почему-то в моих мыслях история моей матери (да и отца) рано или поздно перетекает в мою. Сначала, просто упоминается о факте существования их общего ребёнка. Затем, он занимает всё больше места в их личной жизни. А затем, часто даже посреди предложения, понимаешь, что история одного человека была лишь прелюдией к жизни другого, который тоже, так или иначе, но сдаст свои позиции в пользу третьего, а затем четвёртого, начиная как главный герой, всё меньше и меньше заслуживая внимания, пока тихо не исчезнет со строк. Ведь истории не заканчиваются, кончаются только люди в них. Как, к примеру, у моего отца, выражаясь по-украински, урвався терпець:
– Хватит с нас уже. Я пойду, расплачусь сам, ни то всю ночь здесь просидим. Идите в номер. Ох, и жирный ужин был – нужно было поменьше еды брать. В следующий раз, Штефан, я не дам тебе торт заказывать – ночь же за окном.
