А в следующее мгновение она, будто действительно из парилки вывалилась в холодный предбанник. Здесь так же не видать ни зги. Мокрое тело охватило ознобом и стало трясти как в лихорадке.
«Папочка, где ты?!»
Но голос пропал. Ватная тишина давила на перепонки, отдаваясь острой болью в виски.
А потом где-то рядом заплакал ребёнок, и хоть слышимость была слабая, ясно, что это не младенец.
«Откуда здесь ребёнок? Чей? И где я, чёрт возьми?»
Зоя рванулась вперёд и мрак с треском, будто тряпичная занавеска разорвалась, выпустив на волю.
Плакала Танечка, совсем рядом по левую руку. Значит, всё, что было до этого-сон? Странный, однако, сон, почему папка меня звал? Как там бабушка говорила? Если во сне умерший зовёт, значит,…он почувствовал, что его забыли. Кажется, так. Но я никогда не забывала о папке. Разве что…этот кот вломился в моё сердце и потеснил папку на задник, а он решил, что его я забыла. Нет, папочка, нет! Я всегда тебя буду помнить. Ладно, об этом я потом подумаю, а что сейчас…
Свинцовые веки не желали подчиняться, впрочем, как и руки. Похоже, часть сна всё же действительность: и жар тела, и сухость во рту и мрак. А ещё здесь как и во сне она была голая, более того как младенец завёрнута тесно в пелёнки и упакована в спальный мешок. Зачем? Почему? Что было до этого? Дождь, я искала мобильник, потом, кажется, упала… И всё, дальше горячий мрак.
–Таня,– казалось, позвала громко, но услышала лишь приглушённый стон.
Плач прервался, он перешёл в частые всхлипывания. По створке спёкшихся губ ударили капли, живительные капли, они размочили губы, уменьшили их жар. С минуту Зоя глотала жадно падающие капли, чувствуя, как они благотворно действуют на всё тело: притухает внутренняя горячка, кожа перестала зудеть, полегчали веки. И наконец, со второй попытки удалось открыть глаза, но слёзная пелена мешала что-либо увидеть. Проморгалась – слёзная пелена щекотно стекла на виски, вернув глазам их дар – видеть.
Таня сидела рядом у изголовья на свёрнутом в рулон спальнике. Личико её слегка осунулось, налёт бледности изборождён ручейками слёз, они растекались по всему лицу, как вешние ручейки.
– Таня, ты плачешь?
– Я не плачу, я реву,– захлюпала носом Танечка.
– Что случилось?– Зоя сделала попытку высвободить руку, но запеленали её добротно: все попытки оказались напрасны.
– МамЗоя ты лежи, не дёргайся. ДяБоря сказал тебе рано ещё вылезать.
«Видимо я что-то сломала, когда упала. Да, кажется, коленом ударилась…Чёрт, как чувствовала, что эта затея обернётся неприятностями. Ну, Люська, зараза, я тебе устрою «троянскую лошадь»…»
