На правах старших, Катерина Максимовна предложила Ольге и Марине отойти, на что женщины сразу же согласились.
– Недостойно заводить оные темы при дамах, – Павел Матвеевич, издавна недолюбливавший Михаила, но уважающий его брата, поморщился.
– Оставьте, Павел Матвеевич! – Михаил улыбнулся с присущей ему лукавостью, – Сегодня я даже не буду пороть крестьян! Знаете, а ведь я снял ошейник с конюха Тимофея. Пожалуй, за свои благородные дела я заслужил пару часов отдыха в приятной компании благородных девиц.
– Сегодня Ваша свадьба, Михаил Владимирович, – Пётр Кириллович недоумённо вскинул бровь. – Касательно крестьян… я, к примеру, никогда не наказываю их физически. Деньгами – да, но не бью.
«Святой, – подытожил в голове Владимир Владимирович, – но не бить их нельзя. Я своих не бил, так они забывали об обязанностях. Святой, но глупый, – мужчина не мог скрыть улыбку, смотря на Петра».
– У Вас, Пётр Кириллович, во владении находится весьма пригожая крепостная. Фрося. Так её? – в глазах Михаила промелькнуло нечто недоброе.
– Хотите купить? – Пётр Кириллович усмехнулся, – Я людьми не торгую.
– Какие низкие темы мы затрагиваем на свадебном торжестве, – Павел Матвеевич вновь скривил губы. – Где же Ваша новоиспечённая супруга?
– А почём мне знать? – на вопросительные взгляды мужчин Михаил ответил писклявым хохотом.
Тысяча семьсот восемьдесят пятый год не выдался особенно удачным для Российской Империи. Страна активно готовилась к надвигающейся угрозе в лице Османского государства. Для «низших слоёв» общества шёл второй год абсолютной бесправности и пребывания в статусе вещи, однако для дворянства наступил небывалый расцвет. И хоть в документах и официальных обращениях больше не употреблялось слово «раб», немногочисленные помещики могли с уверенностью назвать себя рабовладельцами.
В этот вечер, когда жена и дочь готовились спать, Михаил тщательно проверял каждую деталь: достаточно ли в его запасе запечатанных колод, нет ли поблизости мебели, способной отразить наличие тех или иных карт и прочее. Через несколько часов дворянин ожидал представителя зарубежного государства и, по совместительству, заядлого картёжника. Михаил не сомневался в своей победе, так как проезжающая в соседний уезд цыганка предрекла ему скорый взлёт.
Точно в это время на втором этаже под одеялом, вытканном в прилежащей к усадьбе деревне, сидела десятилетняя Аделаида. Девочка родилась с кудрявыми белыми волосами и вобрала в себя многие черты отца. Михаил хоть и замечал невероятную схожесть с ребёнком, но так и не привязался к ней настолько, насколько привязался к своей дочери Юлии, ровеснице Аделаиды, его брат Владимир. Девочке действительно недоставало внимания родителя, поэтому она, чтобы быть замеченной, била маленькой ручкой работающих крестьян, за что получала одобрительные кивки и усмешки Михаила. Безмерно счастливая, Аделаида бежала к маме и хвасталась достижениями.
