В ответ Валленштейн лишь недоумённо пожал широкими плечами.
— Я уже говорил, что ты, сын мой, удивительно хорошо сложен, но, на мой взгляд, твои слишком длинные ноги портят общее впечатление, — с плотоядной улыбкой на чувственных, ярко-красных губах произнёс епископ, и его чёрные, напоминающие маслины глазки снова как-то странно заблестели. — Говорят, в ногах правды нет, однако, иногда она кроется именно в ногах, в этом я уже неоднократно убеждался, — и оборвав свою учтивую речь, скомандовал заплечных дел мастерам: — Надеть на него испанские сапоги!
Козимо Верди радостно встрепенулся и подал знак своим подручным. В мгновение ока Валленштейн был крепко привязан к специальной деревянной скамье, напоминающей гроб с острой двухскатной крышкой, а на его длинные мускулистые ноги примерили хитроумное приспособление для дробления костей, известное в то весёлое и очень романтическое время как «испанские сапоги».
Барберци, ласково улыбаясь, окинул томным, словно у влюблённой женщины, и каким-то жадным взглядом сильную фигуру рыцаря, сидящего на крышке гроба в неуклюжей позе, и подал знак палачу. Тотчас деревянный молоток с глухим стуком вогнал клин в паз почти до самого конца. Валленштейн чуть не завыл от дикой боли, но, собравшись с духом, лишь скрипнул зубами.
Епископ продолжал улыбаться и, показывая членам трибунала холёной, маленькой, как у женщины, рукой в сторону корчащегося от боли узника, который тем не менее не издавал ни звука, произнёс с нескрываемой горечью:
— Вот она, гордыня, навеваемая самим дьяволом, вот — дьявольское искушение, не дающее грешнику смириться со своей судьбой даже в таком незавидном положении.
Остальные доминиканцы согласно закивали тщательно выбритыми тонзурами, с видимым удовольствием взирая на свою жертву.
— Если бы ты только знал, сын мой, как мне жалко тебя, как невыносимо взирать на то, что происходит с тобой. Но увы! Я рад был бы тебе помочь спастись от телесных мук, однако поверь мне, что потеря бессмертной души — гораздо большая утрата, чем потеря какой-то незначительной части бренного тела, например, ног. Поверь, я стараюсь для тебя, для твоего же блага, и то, что сейчас будет сделано, принесёт тебе только пользу, — произнёс епископ, с состраданием глядя на Валленштейна, и, резко сменив ласковый тон, отдал приказ палачу: — Нужно полностью стреножить этого несчастного, ибо необходимо навсегда сломать не только его кости, но и его гордыню. Приступай, сын мой, и чем быстрее, тем лучше!
