Она и не думала никогда, этим занимался Генка, исправляя раз за разом её прыжки налево.
Очередной мужичонка, которого она с любовью и лаской выхаживала в клинике, прикипал к ней, избавительнице, и сулил манну небесную, забывая, что крупу для этой каши купить не на что: банкрот.
И не оттого у него нет сил и здоровья, что растратил на альтруизм, а лишь по причине уязвлённого самолюбия, плутовства и безмерной величины закостеневшего эгоизма. Всё себе, для себя.
И Верочку он использует точно так же, привязав не любовью, а потребностями: как же – болен безнадёжно, покинут всеми, из последних сил борется с несправедливостью Вселенной.
Нужно срочно спасать.
Ну, так брось ему спасательный круг – заставь лечиться, проводи аккуратно и своевременно процедуры. Дальше сам.
Так нет, эти пациенты любят, когда всё делают за них: ухаживают, страдают, содержат, а в качестве награды за отзывчивость и чуткость, предлагают они убогий немощный секс, цена которому три копейки в базарный день.
Что ещё может быть у истаскавшегося в поисках лучшей доли слабохарактерного мужичка, вечного любителя сладкого?
А ведь хочет иметь всё: всё сразу, всё сразу сейчас, всё сразу сейчас даром, да ещё с наваром в виде безвозмездного, можно сказать премиального, интима.
Верочка воспринимает эти эротические упражнения как соску для грудного младенца: чтобы не плакал, а ещё лучше, пусть поёт и улюлюкает, да бока на мягком диванчике пролёживает.
Спасительница тем временем деньжат на жизнь ему заработает. И не важно, насколько ей тяжело.
Придя домой, Вера спокойно выслушает претензии, отчего так долго её не было, не загуляла ли? В клювике маловато добычи принесла: значит, старается плохо, а раз так – сегодня останется без сладкого, да и разговаривать в таком разе с ней ни к чему.
Но это отговорки, причина иная – полное отсутствие потенции, влечения и энергии: поиграл мужичок в любовь и семейственность, пока сил хватало, и приплыл на старое место, откуда предыдущая его супружница попросила отчалить, по той же самой причине – лень, духовная и физическая, самолюбование и эгоизм.
О Верочке не думать Генка не в силах. Он даже сейчас не может произнести её имя иначе как уменьшительно и ласково, потому, что любит безмерно.
Даже такую.
И тоскует, и ждёт…
Ждёт, когда Верочка раскусит очередного Серёжу, Петюню, Ашота, Гиви или Арнольда, изживёт свою неуёмную страсть к спасательным операциям.
Ведь этого добра ей в полной мере, можно сказать за глаза, хватает за операционным столом, где борьба, причём реальная, а не выдуманная, длится часами.
