– И долго ты будешь дуться? – спросил он примирительно.
– Всегда, – безапелляционно ответила Глина.
– О как, – Тим почесал за ухом привычным кошачьим жестом, словно у него за ухом жил целый рассадник блох, – тебе не приходило в голову, что у тридцатипятилетнего мужика были и другие бабы?
– Не приходило, – ответила Глина и закрыла дверь перед носом Тима.
Она не хотела ничего объяснять Тиму, и слушать его объяснения она тоже не собиралась. Она обижалась на свою недалекость, ведь зарекалась же не влюбляться после смерти Береста?
Когда Тим узнал, что Глина продает бусины, он подкараулил ее в подъезде и предупредил:
– Это плохо кончится, поверь. Я не хочу, чтобы ты сдохла на свалке чужой памяти.
– Собаки дохнут, Тим, – сказала бесстрашно Глина, – я пока человек, причем живой.
– Ты будешь хуже собаки, ты станешь пчелой в чужом улье. Поверь мне, я через это прошел. Ты оставляешь следы, тебя поймают.
– А, может, я этого и жду? – Глина, криво усмехаясь, отстранила его.
***
Софья Максимова не любила принимать пациентов с утра, она была типичной «совой» и просыпалась окончательно только часам к десяти, выпив пару чашек кофе, пролистав ленты социальных сетей. Но Санкт-Петербург, как и Москва, никогда не спит. Для кого-то восемь утра – все еще продолжение глубокой ночи, и бессонного бодрствования, а для кого-то энергичное начало рабочего дня. За окнами серело, фонари давно погасли, открылись фастфуды, а значит… Пора работать. С Виталием они работали по очереди – день через день, так как не могли договориться, как делить крохотный офис. Отколовшись от конторы Пасечника, Софья словно обрела себя: ей всегда нравилось работать не с сопливыми, неорганизованными и шумными школьниками, а с прилично одетыми, обеспеченными и взрослыми людьми. Виталий на первых порах делился клиентурой с Софьей, но теперь у нее уже был свой круг пациентов. Лучше рекламы, чем «сарафанное радио» пока не придумали. Принимая пациентов, Софья выполняла одновременно функцию «Ищейки». Как справедливо заметил Пасечник, одаренные люди часто страдают, не понимая, что же их так гнетет. «Слышишь голоса – шизофреник, предчувствуешь беду – параноик. Дело «Божьей пчелы» помочь не только детям, но и взрослым», – говаривал Пасечник, и Софья была с ним вполне согласна. Софья находила таких людей, и они работали на нее.
Посетительница Софьи была записана заранее, по звонку знакомого знакомых, так к Софье стекались ручейки ее клиентов, и сейчас перед ней в кресле сидела худая, одетая в кожаный жилет и длинное в пол черное платье молодая женщина. Ее длинные волосы были гладко прилизаны на висках и закручены в тугой узел на затылке. Бледное с резкими скулами лицо было наполовину закрытое темными очками. По тону помады угадывался агрессивный макияж.
