– Маринка помогает делать такой мёд? –спросила Глина, едва веря в услышанное.
– Да, милая Галя, и ты тоже сможешь его делать, если захочешь. Но вместо этого ты огорчаешь меня и Виктора Ивановича, ты всех нас огорчаешь.
– Я бы… – вздохнула Глина.
– Со временем все получится. Мы поможем тебе открыть твой дар, – заверила ее Марианна Геннадьевна, довольная достигнутым результатом.
Старшая воспитательница и Глина медленно пошли в корпус. Они спугнули попугая, который с недовольным щелканьем вспорхнул и скрылся в ветвях. Глина размышляла, была ли в словах Марианны Геннадьевны хоть какая-то толика правды? За полгода жизни в «Божьей пчеле» Глина перестала верить и взрослым, и детям. Чем больше Глина находилась в этой странной секте, тем больше убеждалась в том, что Перевезевы ничем не отличались от той цыганки, что продала своих дочерей. Ведь за все эти полгода ни мать, ни отец ни разу не написали ей, не позвонили и не приехали навестить. Кроме «Божьей пчелы» о Глине и Маринке действительно никто не мог позаботиться.
– А какое же наказание бывает лжецам? Вы так и не сказали, – робко спросила Глина старшую воспитательницу. Та остановилась уже на пороге корпуса и одарила девочку медленным тягучим взглядом.
– Мы просто не даем им мёда, продлевающего жизнь, и возвращаем в приют на Комсомольскую. А по окончании школы, они уходят … в никуда. Ведь семьи как таковой у них нет.
***
Маринка и Глина сидели на скамейке в Зале Света. Маринка расправила пышную юбку оранжевого сарафана. Она любовалась бликами, играющими на синтетической ткани. В зале было душно от благовоний и срезанных оранжерейных цветов, но ради минуты славы Маринка терпела.
– Глина, – ласково провела шершавой ладонью Маринка по щеке сестры.
Увы, она не могла выговорить её имени, и Глина привыкла, что Переверзевы вслед за Маринкой стали звать её именно Глиной. Здесь же, в «Божьей пчеле» никакие прозвища не поощрялись, как не позволялось иметь ничего личного. Поэтому все носили одинаковые одежды и одинаковые улыбки. Игрушки и книги были общими. Все спали в большой палате, принимали по ложке целебного мёда в процедурной, ходили строем в душевую, читали в библиотеке рекомендованные книги. Только Старшие Пчёлы имели привилегии жить в личных комнатах, выезжать на прогулки за территорию «Божьей пчелы», и Маринке предстояло стать одной из привилегированных.
Каждое утро дети пели: «Мы резвые пчёлы, мы делаем мёд. С улыбкой весёлой мы смотрим вперёд. Служение людям наш подвиг простой. Мы улей свой любим и дружный свой рой». Глине не нравилась эта дурацкая песня, дурацкие правила и запреты, которые регламентировали каждый ее шаг, но Глина понимала, что если не соблюдать правила, то последует неминуемое наказание. Поэтому она бессмысленно таращила глаза, пела, вежливо общалась с воспитателями и Старшими Пчёлами. Только один раз она запустила пустую коробку в голову Валентина Петровича, как и мечтала в самом начале, но наказали за выходку не её, а Маринку. Маринку заперли в темной комнате и два дня держали там, после чего она еще неделю приходила в себя, а Глина искусала свои кулаки, твердя мысленно обещание больше не делать глупостей. В клинике четко знали слабости каждой пчёлки.
