– И свечникам, и санникам, и конюшему, – заговорили многие. – Именовать, так именовать всех…
«Все, все будут. Господин Беда! поставь тут крыж».
Беда вытащил из чернильницы огромное лебединое перо, общелкал его и поставил на столбце знак.
«Велит идти за ним, – продолжал Беда свое чтение. – А место в средней палате изрядить по обычаю, да оболочь камками, да бархатом, да зголовья положить, да на зголовья по сороку соболей, да третий сорок держать, чем Великого князя да княгиню опахивать. Да стол поставити, да скатерть постлати, да калачи и соль положити…»
– Нет! – сказал один боярин, – об этом говорено: стлать две скатерти, а третью накрест, да перепечу поставить, а по лавкам полавочники постлать, князь Симеоновы, да соль, да сыр держать на руках, и его, Государя, встретить.
«Когда же это бывало так строено? – спросил Юрья Патрикеевич. – Ведь уж боярыни приговорили: быть, как прежде?»
– Сегодня переменено.
«Переменено! Уж эти мне перемены: переменяют, да отменяют, что и толку не добьешься…»
– А тысяцкого жене, и свахам, и боярыням быть в княжны тереме всем готовым, и свечам, караваям, и осыпалу, и идти…
«Постой, постой. Как, бишь, об ооыпале-то велела Великая княгиня?» – сказал заботливо Юрья Патрикеевич.
Беда взял особый листок: «А осыпалу быти миса золотная, а на мису первое положить хмелю, на три угла, в трех местах, да тридевять соболей в три места, да тридевять платков золотных, камчатных и атласных, мерных, в один цвет, да тридевять пенязей, да величества пенязь с одной стороны белый, а с другой позолочен…»
– Свахи решили наконец о караваях, Юрья Патрикеевич! – сказал боярин, поспешно входя в комнату и подходя к нему. Видно было, что этот посланник торопился прибежать и весь запыхался.
«Слава Богу! с плеч гора долой! – воскликнул Юрья. – Ну, и так караваи…»
– Кстати, кстати о караваях речь! Здравствуй князь Юрья Патрикеевич! – сказал Шемяка, вошедший в эту минуту, – здравствуй!
«А князь Димитрий Юрьевич! – отвечал Юрья, вставая. – Давно ли в Москве?»
– Сегодня, ранним утром. Да ты в хлопотах?
«Измучился! Кому веселье, а мне так, право, уж не до того. Хлопот полон рот!»
– Да ведь уж, чай, все готово – пора, пора! Тетушка княгиня уже столом распоряжается.
«Да оно все и распоряжено; ну, да ведь надобно записать, устроить дело на бумаге – всякий свое поет! То бросишься к старухам, то к ведущим людям. Владыко нас упаси, когда что-нибудь да не так».
– Продолжайте, я не мешаю: хочу еще сам поучиться.
