Лавки были устроены кругом стен всей палаты. Большой стол, покрытый красным сукном, стоял посредине. Вокруг него поставлено было несколько скамеек, обшитых сверху подушками суконными, и на этих скамьях беспорядочно сидело множество народа. Внимание всех устремлено было на сухощавое, вытянутое, украшенное редкою, длинноватою бородкою человека, который держал в руке множество исписанных столбцов бумаги. Перед этим человеком стояла большая медная чернильница с узеньким горлышком, сделанная в виде кувшина, и огромная песочница. Белая бумага, разрезанная на столбцы, несколько старых рукописей, старинных грамот и книг лежали в беспорядке на столе. В главном месте, за столом, сидел старик, первый боярин Великого князя, князь Юрья Патрикеевич, женатый на тетке его, дочери покойного Великого князя, Марье Васильевне, и следственно, зять Софьи Витовтовны. Другие старики сидели от него по сторонам. Комната, как мы сказали, была наполнена народом. Одни теснились к столу, желая слушать чтение, другие шумели и разговаривали между собою, третьи сидели на лавках вокруг стен, говорили, дремали, спорили.
– От этого содома у меня голову разломило, – сказал наконец Юрья Патрикеевич. – Тише, князья, тише, бояре. Эдак мы во веки веков не кончим. Дьяк! закричи, чтобы молчали! Читай, господин Беда!
«Тише, князья и бояре, тише!» – закричал басом толстый дьяк.
– Нет, Юрья Патрикеевич, я не допущу далее читать, пока ты не скажешь мне: согласен ли со мною! – проговорил один из сидевших за столом.
«Да дайте ж кончить, Господи Владыко, – отвечал Юрья Патрикеевич. – Господин Беда! изволь сначала!»
Однообразным, приказным голосом, человек, с длинноватою, редкою бородкою, начал читать следующее:
«Чин брачному сочетанию Великого князя Василия Васильевича… И далее, – примолвил Беда, – впишется, как следует».
Юрья Патрикеевич дал знак согласия. Беда вдохнул в себя сколько можно более воздуха, сухие щеки его раздулись, он откашлялся и продолжал:
«Лета 6941[90], февраля в… день, волею Божиею и позволением матери своея, Великия княгини Софии Витовтовны, и с благословением отца своего, имярек, митрополита Московского и всея России…»
– Как же: имярек! – сказал один из бояр. – Надобно поставить именное слово!
«Какое же, когда митрополита у нас нет?» – отвечал Юрья Патрикеевич.
– Все же надобно!
«Это дурное предвещание для свадьбы Великого князя! Без имени и овца баран»
– Опять!
«Воля твоя, Юрья Патрикеевич».
– Да зачем ты писал все это? – сказал Юрья Беде.
