– Любезная моя, Светлана Николаевна, вы не размышляли о том, что порой действительность, которая окружает нас, в будущем станет прошлым и тогда появится иллюзия того, что с нами не было тех или иных событий.
– О чем вы?
– Я о времени. Завтра вы еще будете помнить о сегодняшнем дне, а вот уже лет через двадцать… Сможете ли вы с достоверностью сказать, что да, точно, этот день был мною прожит.
– Конечно, если я буду его помнить.
– Хорошо, а как вы сможете подтвердить свои слова. Кто помешает сказать вам, что сейчас перед вами плавают два гуся, а не два лебедя. И когда вы это скажете, как я должен отреагировать: поверить вам или нет?
– Вы путаете меня, зачем кому-то говорить неправду о прошлом.
– Почему неправду? Я спрошу вас по-другому. Вы уверены, что прошлое было? Может такое быть, что вы придумали или, мягко говоря, нафантазировали его?
– Не знаю я этого. Только как я могу что-то нафантазировать? Бывает, что последствия остаются.
– Это верно. Тогда ответьте мне, люди, которые вас окружали в прошлом, были?
– Конечно, были.
– Значит Костя был?
– Был. Я его помню до сих пор.
– Почему?
– Жалела его очень. Я сама была в ту пору ребёнком, мне лет двенадцать, а ему – годика четыре. Однажды зимой я возвращалась из школы. Помню – морозно было. Бегу, тороплюсь, нос прикрываю рукой, чтобы не отморозить, смотрю, у нашего дома на скамейке мальчик сидит. Одет так плохонько, пальтишко на нём осеннее, шапка тоненькая, ручки в рукавах пальто держит, на манер муфточки. Но больше всего меня поразило то, что обут он был в валенки без калош, на одном из них подошва стёрлась до дыры, и из неё красная пятка мальчика торчала. Изношенные валенки были. Я его спросила, что он делает на нашей лавочке, а он мне тихо и медленно отвечает: «Сижу». Я спрашиваю: «Как тебя зовут?» А он: «Котя». Это он так замёрз, что у него еле язык ворочался. Поняла я, что он Костя. Так его потом и звала Котя-Потя. Оказалось, что он жил недалеко. Семья многодетная, неблагополучная, как у нас было принято говорить. Привела я Котю-Потю к нам домой. Пальтишко сняла с него, а на мальчонке рубашонка фланелевая застиранная, а на неё вязанная безрукавка одета, вот и всё обмундирование. Холодный весь и ручки, и ножки, и спинка! Мордашка у Коти такая хорошенькая была! Глазки светлые, голубенькие, носик остренький, волосики белые и мягкие как пух. Завернула я его в свою кофту, согрелся. На лице улыбка появилась, глазки забегали, с интересом смотрят по сторонам. Ну, у меня там игрушки кое-какие были. Вижу – хочется ему. «Бери, – говорю, – играй, я пока погрею обед». Сидим мы с ним за столом, он щи уплетает, только ложка стучит. Потом спрашиваю: «Котя, чай будешь?»
