Праздничный день по поводу юбилея Феликса Сумарокова-Эльстона был обозначен лампадами проведённого в доме внедрения цивилизации электричества – освещением ламп накаливания. В сознании человек, сидевших за столом, кроме развлечений, принимая увлечения к самоанализу, кто более увлечённые прагматизмом, тем являл для себя новым прагматизмом бытия, как и развлечения в новом Санкт-Петербурге4 того времени, Распутин. Ярый противник всего новоявленного и желающий этим поделиться с друзьями.
За столом были богатые закуски, вина, настойки. Что влияли на «царского друга», располагая к фривольности.
– Кто бы мог подумать, Россия! – с возмущением сетовал гость.
Время близилось к полуночи. Распутин был изрядно выпивший.
– Страна немытых и рабов крестьянам отдана! Кто бы мог подумать!
– О чём вы, Григорий Ефимович? – спросил его сосед за столом напротив.
Тут Григорий Ефимович расширил взгляд. Слова ярости от недопонимания овладели им.
– О том! Мой дорогой друг, что земли и пашни, и реки скоро заполнятся кровью, на пастбищах пойдёт и полянах чуждая нам техника! Колосья хлебов будут гореть и полыхать! Народ взбунтуется от голода, наша пища превратится в ржаной затвердевший хлеб!
Тут кто-то едва слышно промолвил, сетуя своей жене:
– Слушай старика-то, когда ещё придется слушать откровения, чай и взаправду говорит, настанут лихие времена, – сказал один из гостей и перекрестился.
Это был каким-то образом попавший в общество начальника Московского военного округа коллежский асессор. Жена другого гостя, одна среднего достатка фрейлина при царском дворце, почитавшая Распутина как праведника, желала каждым днём бывать в его квартире. Побывав однажды там за советом, женщине на ту пору было 27 лет, замужем она состояла только первый год за офицером кавалергардского полка, которому на время их сватовства было уже 57 лет. Успокоив неровности брака, она продолжала облегчения морального состояния искать в «старце», и находила, и желала бы ещё, но страсть к вину «учителя» ограничивала их отношения.
Присутствующие снова припали к его изречению. Пугавшие высказывания «старца» отчетливо олицетворяли нынешние обстановки. Сопротивления городских жителей, тайности обществ коммунаров, явственнее становившиеся и всё больше не поддающиеся влиянию городской управы.
Вскоре слышимые голоса оставшихся гостей, становившихся реже к полуночи, выделяли своих ораторов.
– Да кто же осмелится угрожать России, Григорий Ефимович? – спросил голос.
