− И почему, папа, меня раньше не водили в бассейн?
Папа пожал плечами и сказал:
− Сам не пойму. Не знали.
− Мариночка! У тебя же уши. – Мама без стеснения пересчитывала папины тысячные и пятисотенные купюры, как какая-нибудь торговка на рынке.
− У всех уши! – скривился папа, но тут же опомнился. − Действительно, уши у тебя болели часто. Визг такой ночами стоял!
Марина кивнула послушно. Она не помнила, что она визжала ночами, но раз папа говорит… Это хорошо, что он так говорит. Значит, не хочет с мамой ссориться. Папа от Марины глаз не отрывает. Всё чаще и чаще Марина ловит на себе такие взгляды взрослых мужчин. Один даже подсел к ней в метро. Она тут же, на весь вагон, сказала:
− Вообще-то мне тринадцать лет!
Мужик тут же ретировался…
У стойки буфета появилась очередь, нервный мужик торопил:
− Девушка! Можно побыстрее?
− Вода плохо идёт, − бормотала Любовь Васильевна, дрыгая ручку кофеварки.
Кофеварка была стационарная, огромная как космолёт.
− Да подождите! – стали уговаривать мужчину в очереди.
− Угарный газ не имеет ни цвета ни запаха! – заорал мужчина и вылетел из буфета.
− Вылетел на крыльях любви, − пошутил кто-то.
− Да у него в «люксе», кондиционер, − сказал кто-то.
− Товарищи! Кто ещё по талонам? – слышался голос Любови Васильевны.
На пляже мама с ужасом смотрела на красный шар солнца, пробивающийся через смог. Почему-то сегодня солнце было красное, а не белое. Марина же любовалась этим огненным шаром. Вот вам и фэнтези в реале, вот вам другая реальность, другой мир. С луной такое и без смога случалось. Марина помнит, как луна год назад тоже стала красной и огромной – это Солнце Луну загородило, уникальное астрономическое явление…
Мама вдруг сказала:
− Это плохой знак. Это очень плохой знак. − Марине стало жутко.
«6 августа
Папа! Вчера опять поленилась писать. Много было незначительных событий. Сидели в буфете. Ходили на карьер. Он в пяти минутах ходьбы от гостиницы. Прямо за гостиницей лес, сосны, а дальше – карьер. Хорошо там. Женщина на пляже смеётся: «Посмотрите на пейзаж!» Шутит. Пейзажа-то нет. Белая стена. Смотришь на солнце, а солнце как луна и глаза не болят. Мамина начальница, её подруга, тётя Инесса, та, что её на эту работу и взяла, умерла. Сердце. Похороны послезавтра. Как раз мама уедет завтра, у неё отгулы заканчиваются. Муж тёти Инессы звонил, плакал. «Скорую» ждали час. Водитель на «скорой» объяснил: у них на подстанции все врачи в отпуск сбежали, только фельдшера работают. И он, этот водитель, из ночи в ночь уже неделю работает. Это всё муж тёти Инессы маме рассказал, а я всё слышала. У нас же номер с мамой совсем маленький. А мобильник громко кричит. В больнице тётю Инессу положили в коридоре – мест нет и врачей нет. Сутки пролежала и умерла. Такая смерть неожиданная. Ужас. Мы с мамой уверены, что от духоты. Мы подробности не знаем, у мамы деньги на телефоне кончились, хотя звонила не она, звонил муж тёти Инессы. А всё равно роуминг снимают, и деньги кончились. «Ест» телефон очень много. Завтра приезжают девочки из нашей команды. И мальчики. Мальчики поселятся в детский сад, а девочки в эту гостиницу, я просто перееду на другой этаж. Здесь в городишке культ гандбола. Огромный зал, даже не зал, а много залов, открытые гандбольные поля, международный гандбольный центр, спортшкола гандбольная. Всё супер. Так что завтра до 12-00 мы должны будем номер освободить. Тут в номере – местное радио. Передают такой интересный рассказ. Но мама называет это спектаклем. Там и правда разные голоса. Короче, вроде как дача. И бабочки машут крыльями. И оказывается, что бабочки − вроде те, кто умер, и они приходят к тем, кто не умер. И не поймёшь, кто живой, а кто мёртвый. Потому что мёртвые –
