– Им луйснес, почему ты плачешь? – Я вздрогнула при виде отца. Он должен был быть на работе, но почему—то вернулся сегодня пораньше. Папа сел рядом со мной на корточки. – что-то случилось?
Я помотала головой.
– Тебя кто—то обидел?
– Нет, – пыталась солгать я, но лгать не хорошо, и я очень боялась Бога и не хотела брать на себя такой страшный грех.
«Если он спросит ещё раз, то я скажу!» – решила я для себя.
– А что тогда?
– Пап, почему мужчины изменяют своим женам? – подняв свой взгляд, я посмотрела в глаза отца. Он не ожидал такого вопроса и был немного удивлён.
– Им луйснес, почему ты спрашиваешь? Что произошло?
– Пап, сначала скажи… – я замолчала и опустила глаза. Мне было стыдно говорить с отцом на такие темы. – Как? Скажи, как, может человек, у которого двое детей, изменять своей жене?
Папа молчал, думая о чем-то.
– Ты что-то знаешь про дядю? – спросил он, посмотрев на меня пронизывающим взглядом. Мне было страшно, но я молчала и смотрела в пол. – Нарминэ, не молчи, скажи уже, наконец, в чём дело! – закричал отец.
– Ни в чём… – с трудом произнесла я, проглотив ком в горле и сдерживая слезы, которыми наполнились глаза.
– Им луйснес, не ври, не бери грех на свою душу. Ты же знаешь, что ложь относится к десяти смертным грехам, и тебе потом отвечать перед Богом во благо другого согрешившего.
Я тяжело сглотнула и сказала, что пока не готова и не хочу говорить на эту тему.
– Ну, хорошо, – с каким—то упрёком в голосе произнёс он. – Когда захочешь – скажешь, а сейчас успокойся, – чуть более спокойным тоном сказал он. Я молча кивнула, и отец вышел из моей комнаты. Спустя два года, в четырнадцать лет, она заговорила со мной.
– Тебя Нарминэ ведь зовут?
Я молчала и проходила мимо, не обращая внимания на её вопрос. Но она явно не желала прекращать разговор. Я была удивлена тому, как часто и быстро она меняла свой цвет глаз и волос. И при этом её волосы словно и не портились от такого количества краски, которую она наносила.
– Да, я знаю, Нарминэ тебя зовут, я просто хотела уточнить. Можно я буду звать тебя Нармин? – Я молчала. – Ну вот, Нармин, ты очень хорошая девочка. Не хочешь дружить со мной?
Я остановилась и посмотрела на неё: её волосы были окрашены в белый цвет, пирсинг в носу; была она одета в короткие чёрные шорты с таким же топом.
– С какой стати? – наконец произнесла я.
– Ты – очень хорошая, я – очень классная, и мы могли бы быть неплохими подружками.
– Спасибо, но мне моих друзей хватает, – после этих слов я ушла и весь вечер корила себя за столь грубый тон.
