10 лет на Востоке, или Записки русской в Афганистане | страница 32



Но Масуд отомстил всем, в частности, для Надери он устроил обстрел его родового поселения Каян. Рассказывали, что Масуд не отказал себе в удовольствии и отправил туда пару самолетов, дабы навести побольше страху, что ему с блеском удалось. Впоследствии, этот крайне неприятный инцидент был кое-как замят, но не забыт. Поэтому связь Дустума и Надери носила довольно доверительный характер, чего нельзя было сказать об их отношениях c Масудом.

Раскол в клане Надери разрастался как снежный ком, вызывая необратимые деструктивные последствия в сложном внутрисемейном укладе. Складывалось впечатление, что трехсотлетний, веками точимый червями дуб начал стремительно разрушаться. Лишение исмаилитской армии боевого главнокомандующего в лице Хесамуддина Хакбина значительно ослабило их боеспособность. От Надери ушли не просто авторитетный зять и пятеро родных внуков, но и отделился многочисленный родственный клан Хакбинов с их связями в местной среде. Равноценной замены найдено не было, армия исмаилитов была деморализована.

Семья опального зятя в период смуты 1998-2003 годов нашла убежище в другом традиционном для афганских шиитов месте, а именно, в иранском Мешхеде. Иран, подобно Узбекистану, был заинтересован в создании буферной зоны в приграничном Герате и близлежащих областях путем использования сил афганских шиитов- исмаилитов, несмотря на их принадлежность к нетрадиционной «неиранской» разновидности шиизма. Если Узбекистан рассматривал клан Надери, как союзников Дустума, то для Ирана зять Надери был ценен, как союзник таджикского военачальника Масуда.

Иранцы предоставили изгнанникам все возможности для спокойного проживания на долгие и томительные 5 лет. От иранских спецслужб был выделен куратор, регулярно посещавший дома подопечных. Подобные кураторы имелись и в Узбекистане. Их внимание было ненавязчивым и никого не обременяло. Жизнь размеренно текла своим чередом, дети учились в иранских школах, взрослые наблюдали за происходящим на родине, ожидая своего часа.

Тем временем раскол в семье Надери углублялся. Вслед за изгнанным зятем, в Мешхед последовали два старших сына самого Саида Мансура Надери, в их числе был и мой муж. Причины ухода были разнообразные, имели застаревшие корни. Двойственная политика, потеря былой духовной и идеологической составляющей, старые обиды – все это вылилось в протест части родственников и их отказ подчиняться главе. Когда впоследствии раздоры достигнут апогея, до меня будут доноситься обрывки информации, о сделке с американскими военными, когда американцы обратятся к ним с просьбой отвлечь на себя силы талибов от некоего стратегического узкого ущелья – прохода, через который им будет необходимо попасть в тыл к талибам. Семья, не пожалев своих плохо вооруженных, неподготовленных людей, бросит их как пушечное мясо на растерзание талибам. Погибнет несколько сотен исмаилитов из самых преданных Надери областей Некпай и Ханабад, составлявших костяк некогда довольно эффективной исмаилитской армии. Американцы осуществят задуманный маневр. И когда обезумевшие от горя вдовы придут к семье за помощью, им выделят по мешку муки, риса и жестяной короб животного жира, стараясь поскорее отделаться от назойливых женщин. Дети этих погибших хазарейцев, став взрослыми, мигрируют на Запад. С возрастом они осознают, как поступали с их отцами, за что они погибали, и будут с горечью и негодованием требовать от семьи Надери ответа за этот и многие другие страшные поступки. Но их слабые голоса не будут услышаны. И когда я буду читать книгу Пластуна В.Н., то найду его рабочие записи, которые многое мне объяснят.