– Этот ребенок протестует против всего, – жаловался отец. – Подумать только, я с ней уже не справляюсь.
– Это возраст, – устало отвечала мать. Голос ее звучал безучастно и монотонно.
Хельга давно заметила, что мать ходит задумчивая. Она почти ничего не ест и никого не желает видеть, особенно детей.
– Хельга – самый сложный мой ребенок. Бунтарка! – продолжал отец. – Сегодня я опять вынужден был проявить строгость. Надеюсь, когда она повзрослеет… – он вдруг осекся и замолчал.
– Я устала. Оставь меня, Йозеф, – сказала мать холодно.
Родители ушли.
Стараясь не думать о подслушанном разговоре и обо всем, что произошло за день, Хельга вновь принялась за письмо: «23-е апреля.Мой дорогой Генрих! Мне почему-то хочется просто сидеть и писать тебе, просто так, обо всем: я представляю себе, что мы как будто сидим в нашей беседке, в Рейдсхольдсгрюне и разговариваем. Но я это вижу недолго – опять корабль, океан… Я все время себе представляю тот корабль, на котором вы плыли в Америку, как будто я с вами: мы сидим на палубе – ты, Анхен и я, и смотрим на океан. Он вокруг, он повсюду, он очень светлый, мягкий и весь переливается. И мы качаемся на нем и как будто никуда не движемся. А ты говоришь, что это только так кажется; на самом деле мы очень быстро плывем к нашей цели. А я спрашиваю тебя – к какой цели? Ты молчишь, и Анхен молчит…
Я тебе признаюсь: я написала рассказ. Мне так хочется тебе его показать. Я в этом рассказе думала над каждым словом. Если бы я могла показать тебе рассказ, ты бы сказал, есть ли у меня способности или нет? Я завтра тоже буду писать только важное, а то, наверное, тебе будет скучно читать про то, как я тут ничего не делаю, и мысли все разбежались».
Ночью Хельга слышала, как плакал Хельмут. Накануне он весь день развлекал сестер и вел себя как настоящий рыцарь, всех смешил и больше всех играл с младшей Хайди. Хельга корила себя за то, что мало обращала на детей внимания и дала себе слово больше не отлучаться надолго. Утро начали разучиванием песни Шуберта: Хельга пела по строчке, а сестры и брат повторяли на слух. Потом, вспомнив совет отца, Хельга принялась декламировать стихи из «Фауста», те что помнила по памяти.
Мефистофель
…если ты хочешь со мною
В светлую жизнь веселее вступить,
Буду усердно тебе я служить,
Я тебе преданным спутником стану
И ни на шаг от тебя не отстану;
Знай, что повсюду помощник я твой;
Стану рабом и покорным слугой.
Фауст
Что дашь ты, жалкий бес, какие наслажденья?
