Она поверила в «родственный обмен» – решила, что мама делает это для её, Нининого, спокойствия. А маме просто хотелось от неё отделаться и уехать в новую жизнь, в которой Нина ей не нужна. Родственный обмен был для этого идеальным способом, просто идеальным! Тем более что в папину (а теперь уже в бабушки Зинину) квартиру Нина наотрез отказывалась даже звонить, не говоря уже о том, чтобы там жить.
Говорят, что на ошибках учатся. Нина ничему не научилась и по-детски верила в справедливость, которой – нет. Поверила начальнице, ценившей Нину за безотказность и умение избегать конфликтных ситуаций. Валентина Ивановна уволила её без сожалений, когда к ней в кабинет явилась (ввалилась!) Светлана Владимировна Бурматова и с ходу обвинила Нину в аморальном поведении и в «шашнях», которые девчонка крутила с её мужем под столом, в ресторане – можно сказать, при всех.
– Ни стыда ни совести, под стол залезла, якобы вилку уронила. Да она специально её уронила! А мой-то поверил и полез доставать… Вы же знаете моего мужа, он помогает всегда и всем, вот и купился, как рыба на крючок! – рассказывала Светлана, вдохновляясь собственным красноречием и чувствуя себя униженной и оскорблённой.
В роль она вжилась настолько, что у Валентины Ивановны глаза полезли на лоб, да так там и остались. И сокрушённо взирали на археографа (археографиню!), чей муж, главный художник-реставратор архива главной библиотеки страны, имел влиятельных друзей в Министерстве культуры, где у него всё зашоколадено. Заподозрить, а тем более обвинить в чём-то Виктора Ивановича Бурматова значило подставить под удар себя: благодушный и компанейский реставратор таких промахов не прощал и мстительно звонил друзьям из министерства. Засим следовала разгромная ревизия, либо иные события, столь же неприятные.
– Ни стыда ни совести! Вы бы видели… Из-под стола вылезла вся красная, а Витя мой – за ней следом, и морду в сторону своротил. Она с ним весь вечер пила, а он ей в тарелку закуски подкладывал… Чуть не целовались оба! – закончила длинную тираду Бурматова, вытирая слёзы – впрочем, вполне искренние.
Валентина Ивановна не верила ни единому слову: Нина проработала под её началом семь лет и сотворить такое не могла, это бред. Но ссориться с «археографиней» было опасно. Валентина Ивановна сочувственно вздохнула и налила гостье воды из графина. Светлана Владимировна одним махом осушила стакан, налила ещё один, выпила крупными глотками, вытерла ладонью губы. И закричала, срываясь на визг:
