Оправдываться не имело смысла. Натэла и не оправдывалась, сама не ездила к «родне» и дочке не позволяла. – «Не любят они тебя. Успехам твоим не обрадуются, неудаче рады будут. Два года о тебе не вспоминали, теперь вот вспомнили. К кому поедешь, зачем? К чужим людям, в чужую жизнь… Нам соседей хватает с лихвой, других не надо».
Нина соглашалась с матерью, обижаясь в душе на бабушку. И вот – всё волшебным образом переменилось, и её снова пригласили в гости.
– Я не поеду. Если хочешь, езжай одна. Всё же родня они тебе, может, сменят гнев на милость, – сказала мама, и Нина обрадовалась: ждала гневной отповеди, а ей разрешили поехать.
В воскресенье Натэла буквально выпихнула дочь из дома, наказав держаться с достоинством и не поддаваться на провокации. Она не знала, что Зинаида Леонидовна велела внучке приехать с паспортом. – «Восемнадцать лет исполнилось, выросла девочка, сына моего память. Ты, внученька, обо мне плохо не думай, я звонить боялась: мать-то тебя не отпустила бы к нам, не любит она нас. А теперь тебе разрешение ни к чему, сама решишь, нужна тебе бабушка, али нет. Ты паспорток-то с собой возьми, покажешь бабушке, похвалишься».
Если бы Натэла слышала эти слова, то непременно поехала бы вместе с Ниной.
* * *
Натэла не простила дочери, что та не спросила совета, приняла решение сама. – «Облапошили они тебя. Простодырая ты, и отец твой таким же был. Там о нём и не вспомнили…»
Нине нечего было сказать: об отце в тот день и правда не вспоминали. Зато вспомнили о ней и на её совершеннолетие устроили праздник. В отцовскую квартиру она приехала в полдень (бабушка просила – пораньше). Нину ждал накрытый стол и целая гора подарков: от двоюродного дяди куртка и сапоги, о которых можно было только мечтать, от Ираиды, бабушкиной сестры, серебряное старинное колечко, от бабушки вязаная бордовая кофта-кардиган с фигурными пуговицами, двумя накладными карманами и пояском. Цвет оказался Нине к лицу. Колечко село на палец как влитое. Из куртки не хотелось вылезать, так в ней было уютно.
– Во! Совсем другое дело, совсем другой вид! – довольно улыбнулся Кирилл Николаевич. – Такую девушку мимо не пройдёшь, огля́нешься.
– Спасибо вам…
– Не благодари. Я тебе не чужак, дядька твой двоюро́дный, мне приятно племяшку уважить. С размером угадал, вещь по фигуре подошла да пондравилась, а благодарностей мне не надо.
Но Нина всё равно благодарила, улыбалась, отвечала на родственные поцелуи, переходила из объятий в объятия. Она боялась этого визита. Родственники отца о ней никогда не вспоминали, а теперь вдруг вспомнили. Значит, им что-то нужно от неё. Нина ожидала всего, только не такого радушного приёма и не таких подарков.
