– Стоять!! Спе-е-шиться, ва-ш-шу мать, выполняя-я-ять!! Кто такие?! –зло крикнул в темень Гаврилов, держа карабин на весу. Лязгнули дружно затворы.
-Свои мы, свои, русские, – два темных силуэта уже четко обозначились сквозь белое марево пурги, -вы сами –то, кто будете?!
-Энто кадеты, Степа , вот те хрест, кадеты, -твердо, с расстановкой проговорил , не оборачиваясь, Лопатин, который оказался ближе всех к незнакомцам, -дозволь, я…
Но два резких выстрела, почти в упор, ударили вдруг, и Лопатин, взмахнув руками, стал заваливаться на спину. Его товарищи открыли беспорядочную стрельбу наугад, на быстро удаляющийся перестук копыт по еще сырой под снегом степи и сами пустились вдогонку.
-За-а-ходи-и-и!! С боко-о-в! Де-ер-жи-и!! Гони-и-и на зимо-овни-ик!! – ревет, как раненый бык, Гаврилов, -не отпуска-ай !! – а впереди, из снежной круговерти, из глухой темноты – скалится неласково смерть вспышками частых выстрелов.
Жеребец под Гавриловым –порода, чистая кровь! Текинец, Терского завода! Добыл он его в бою, еще в марте, под Екатеринодаром…Сказывали пленные, самого Маркова конь. Вначале, было –артачился, не давался…Взял-таки со временем –лаской да уходом, берег в жестоких боях не себя –коня! И вот один из кадетов –все ближе, ближе, и видит Степан, что кобыла под ним молодая, небеганная, можно брать живьем, собаку! Но оборачивается тот, на темном лице –усмешка дикая, в руке –хищно блестит револьвер, да Гаврилову сподручнее –щелк! –и юркнул с маху в снег, в темень кадет с горячей гавриловской пулей промеж лопаток, и, радостно взвизгнув, не чувствуя больше ноши, унеслась на волю, в сумрак метели, молодая кобылка, не ведая, глупая, что в степи ныне не сладка, а смертельно опасна будет для нее свобода ! Э-эх! Присмотритесь-ка получше, люди русские! А не наша ли это матушка – Русь, сбросив вдруг опостылевшего царственного седока своего, играя и радуясь неожиданной и такой легкой Свободе, потерявши совершенно голову свою, уносится в слепую круговерть голодным хищникам в пасти?! И не унять, не остановить теперь ее не дано никому, ни старым богам, ни новоявленным, ибо нет на свете ничего ярче, желанней и заманчивей, чем никогда не виданная Воля!
Другого кадета, умело обложив с боков, как матерого волка, нагнали прямо на развалины тепляка, и он, упершись вдруг в едва различимую в сумерках под снегом траншею с торчащими повсюду обгорелыми бревнами, кинулся, было влево –но там уж скалится Остапенко с шашкой наголо и карабин наготове! Бросился он вправо –но вынырнули вдруг из метели еще двое в буденновках, держа его на мушке! Развернулся в отчаянии назад –но подъезжает, глядя в упор и неприветливо ухмыляясь в черные усы, наставив маузер, Гаврилов: -Не дури, дядя, мы, гы-гы, и стрелять ишшо умеем!! Винтовочку –то бро-о-сь! – и показывает кивком, на снег, куда ее бросить…
