Остапенко насупился и побледнел. Невольно сделав шаг в сторону Владимира, и, видимо, позабыв, что прикован за ногу, он чуть не упал, вызвав дружный смех конвойных казаков. Его голос дрогнул:
-Што тебе до моих детей? А?! Ты их теперя, што –ли, кормить будешь, сироток?– и неожиданно всхлипнул и сочно зашмыгал носом.
-Ну почему же я. Ведь можно сделать и так, что ты и сам их прокормишь, Григорий. Надо только не быть дурачком, за которого тебя принимали все твои красноармейские дружки, и все будет хорошо…для тебя. Ты меня понимаешь? Мы ведь тоже, не лыком шиты, Гриня, а? Так тебя в твоем родном хуторке, близ разъезда Целины, с детства все и называли, или я ошибаюсь? Так, так…Мы все про тебя знаем. Кстати, женушка твоя, Александра Васильевна, тебе кланяется, ждет тебя домой, ясного сокола, уж и не дождется…Старый твой отец, Панкрат Кузьмич тоже тебя ждет, но грозится сперва выпороть, как сукина сына…Дочка трех лет, да сынок- годовичок…
-Хитрые вы, с-суки… Все – то знаете…– Остапенко тяжело вздохнул и опустился на каменный пол. Казак двинулся, было, к нему, но Владимир жестом остановил его.Он сделал едва заметный знак пальцами и все трое казаков стали быстро подниматься наверх, оглушительно скрипя давно не знавшими гуталина сапогами.Оставшись со своим пленником наедине, Крестинский отчего-то понизил голос:
-Ну, ну…Мы ведь, Гриня, как- никак, а контрразведка армии, смекаешь, голубь, куда ты попал? Мы еще и не то знаем…Вот, к примеру, когда зашли вы перед самым Светлым Христовым Воскресением, Пасхой, аккурат, в страстную пятницу, с товарищем Гавриловым и некоторыми другими товарищами на Пешванов хутор, вроде, просто –заночевать да подхарчиться, ну, дело ведь простое, житейское! И увидали там молодку. Ай, красивая была девка, царствие ей небесное…Да и снасильничали в сарае ее, а? А потом придушили, да в колодец…За этот «подвиг», Григорий, тебе и от нас, и от большевиков, награда одна выходит –петля да береза!
Гришка сидел, понуро опустив вздрагивающие плечи. Он уже смекнул, к чему клонит подполковник. Ему хотелось одного –поскорей умереть, но в голову упорно лезли, как черти из ада, разные нехорошие думки. И в первый раз, после того, как ушли они всем полком с фронта, радуясь наступившей свободе, закралось в душу сомнение, что все это –зря! И вспомнились ему вдруг слова одного древнего дедка, под самогон говорившего ему, Гришке, однажды так: генералы будут генералить, хоть белые, хоть красные, во все времена, а с тебя, мужика, хомут никакая власть никогда не снимет!Што те три шкуры драли, што энти… Да и белые теперь так поперли, что…А у них в частях –разброд, бардак да дезертирство… Аж тошно.
