– Я много стихов знаю, но декламировать вслух могу лишь под настроение. Давай так, сейчас я тебе прочту из Вероники Тушновой, но обсуждать ничего не будем, просто помолчим, насладимся впечатлением, подумаем.
– Что-то грустное?
– Как сказать. Скорее жизненное… «А знаешь, всё ещё будет! Южный ветер ещё подует, и весну ещё наколдует, и память перелистает, и встретиться нас заставит, и ещё меня на рассвете губы твои разбудят. Понимаешь, всё ещё будет!»
– Ты о чём?
– Это стихи, Виталина. Веронике Тушновой, автору этих строк, было тридцать шесть лет, шёл сорок седьмой год, меньше чем через два года после войны. Дальше хочешь услышать?
– Конечно, хочу, ещё спрашиваешь! Ведь ты не просто так выбрал эти строки? Я понимаю, что это тонкий намёк на необозначенные обстоятельства.
– Не важно. Ты уже большая девочка. Решать тебе… «В сто концов убегают рельсы, самолёты уходят в рейсы, корабли снимаются с якоря… Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что онo? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться, тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?»
– Ещё как понимаю… ещё как, Коленька. Проводишь меня?
– Спрашиваешь. Разве уже пора?
Никто никого провожать не стал. Это были не просто стихи, это был диалог сердец.
Кому придёт в голову по собственной глупости упускать счастье?
Дома у Кольки парочка оказалась далеко за полночь. Они были слишком возбуждены разговором и вообще.
Поцелуев было много, наверно очень много для первого свидания.
Странная она, Виталина: хотела казаться высокомерной бесчувственной эгоисткой, умеющей подмять под себя любого мужика, якобы привыкшей царапаться и кусаться, а на самом деле…
Чувственные податливые губы, трепетная первородная греховность девственного поцелуя, низкий волнующий голос, запах разбуженной невзначай нетронутой страсти.
Колька думать не смел о чём-то ином, кроме объятий и поцелуев. Это он-то, Колька: ловелас, сердцеед, дамский угодник, привыкший брать без отдачи.
Оба были довольные, счастливые, уставшие, смертельно голодные, ужасно хотели немедленно лечь спать.
В холодильнике не оказалось ничего, кроме двух пачек пельменей и баночки сметаны.
– Тебе сколько варить, Виталина?
– Чего сколько? Кидай все.
– Мы же не съедим. Жалко выбрасывать. Не подумай, что я жмот, но это продукты. Предки расстроились бы…
– Глупенький. Что не съедим – утром разжарим.
– Смеёшься? Варёные пельмени ещё и жарить? Может лучше сразу выбросить?
