Максим и Савелиий сидели в «Камелоте» за столиком на втором этаже подальше от сцены, пили чай и слушали выступления рок банд, съехавшихся в клуб на концерт под названием «Железный Фарш». Здесь можно было поговорить несмотря на шквальный звук дисторшн гитар, словно бы это были работающие в руках пехоты ППШ-41; басовые партии, больше напоминающие движение немецких тигров и пантер по размытым осенними дождями дорогам России; вопли и истерические визги вокалистов, разрывающих к чертям микрофоны, подобно крикам партизан, выбегающих из засады и бросающих на вражескую технику перевязанные бечёвками гранаты; ну и мелодичные трели синтезаторов, неплохо гармонирующие с пикирующими над полем боя истребителями, бесперебойные выстрелы которых очень походили бы на ударные партии невменяемых в музыкальном экстазе барабанщиков. Здесь частенько собиралась неформальная молодёжь, чтобы от души оторваться под любимые песни местных команд. Клуб «Камелот» был спрятан в старом квартале среди невысоких домишек и густых деревьев. В случае опасности путей для отхода было множество.
Макс притащил сюда Богатыря после последнего дела в цыганском квартале, когда они, используя полученную информацию от Дениса, покоящегося теперь на тёмном дне непролазных болот, проникли в дом одного из главных распространителей наркоты. Во время операции Макс заметил нечто в глазах Савелия, что насторожило его. Это была какая-то растерянность и страх, блеснувший на долю секунды в расширенных зрачках Богатыря. Это произошло, когда Чеченец, нарушив абсолютно все обговоренные заранее действия, достал нож, поднёс его к лицу хозяина дома и произнёс:
– Знаешь, что я люблю делать больше всего на свете? Я люблю убивать ножом!
После этого он отрезал голову девочке на глазах у связанных полуживых родителей. В этот момент обалдели все. Сева бросил недовольный взгляд на Чеченца, злобно прикрикнув:
– Ты что, совсем уже ополоумел, маньяк хренов!
В глазах Олега Натовца читалась неожиданное яростное восхищение от импровизированных действий Чеченца. Братья Славоли остались равнодушны к увиденному, ни один мускул не дрогнул у них на лице – они только посильнее затянули верёвки на шеях сестры цыганского барона и её мужа. Генрих был скорее удивлён, чем растерян, и только глаза Богатыря дёрнулись так, как подпрыгивает от страха застигнутая врасплох собака. Макс успел это заметить, и это ему не понравилось.
Вот и сейчас он смотрел на Савелия, тупо уставившегося на сцену, и понимал, что его взгляд направлен куда-то сквозь сцену, словно бы его засосала чёрная дыра. И действительно, в этот момент Богатырь не видел беснующихся на сцене музыкантов и орущей под сценой толпы фанатов тяжёлого рока. Перед его глазами пробегали кадры обезумевшего Чеченца, подставляющего стакан под отрезанную голову девочки.
