Как только Паша Партиец услышал звук поворота ключа, он быстро вышел из укрытия, направил приготовленный обрез в область двери чуть выше замка и выстрелил. Раздался громкий выстрел, пуля пробила миллиметровую сталь двери, и парни услышали, как за ней грохнулось тело. Раздался полный невыносимой боли стон, и уже было Генрих развернулся, чтобы дать дёру с места преступления, как увидел, что Макс, вместо того, чтобы присоединится к нему, хватает ручку двери и открывает её. Их жертва успела повернуть ключ в замке на полные два оборота.
– Бежим! – крикнул Генрих, хватая Макса за рукав ветровки.
В коридоре лежало окровавленное тело Дмитрия Градуса. Пуля вошла ему в правый бок и разворотила живот. Он мученически стонал, извиваясь змеёй на полу, растирая руками и ногами лужу крови по паркету. У двери в спальне в нижнем белье стояла Виолетта и, схватившись руками за голову, орала от парализовавшего её шока.
– Сейчас, завалю эту суку! – сказал Макс, зашёл в квартиру и поднял пистолет.
– Оставь её, надо уходить! – кричал ему в спину Генрих, но Макс уже начал стрелять.
Первая пуля врезалась в голову умирающего Дмитрия, вторая догнала забегающую в спальню Виолетту, словно масло пронзив ей поясницу. Девушка рухнула в комнату и на руках, хрипя и истекая кровью, принялась уползать от своего убийцы. Но уже через пару секунд Макс был рядом и выпустил в неё из обоймы ещё четыре девятимиллиметровые пули. И только после этого, они с Генрихом рванули вон из квартиры по заранее намеченному пути отхода.
Глава 14. Революционер с коробкой
После убийства Дмитрия Градуса и его любовницы для Михалыча настала по-настоящему жаркая пора. Его словно куриную тушку, ещё вчера бегающую по двору, обмазали острым перцем, затыкали дольками чеснока, завернули в фольгу и поместили в духовку, разогретую до двухсот градусов по Цельсию. Руководство рвало и метало. Приехал высший чин из главного управления и устроил разнос всей прокуратуре. В этот день каждый начальник и подчинённый приняли одну и ту же позу, унизительную для мужчин традиционной сексуальной ориентации.
Дело приобрело более чем серьёзный характер. Главные в центре расценили это как объявление войны государству. Убить средь бела дня в собственной квартире любимчика публики означало только одно – с властью перестали считаться. И первые, кто после этого накинется на правоохранительные органы, – небезосновательно подумали на верху, – будут средства массовой информации.
