– Да, в этом он здорово помог тебе. Ты собираешься рассказать предкам?
– Я не знаю. Думаешь, стоит?
– Конечно. Этих ублюдков надо найти и наказать. Ты успела забрать свою сумку?
– Да, мои вещи при мне.
– А Пешкова?
– Кажется, остались там, он их точно не забирал.
Ада фыркнула. Она опять разразилась оскорблениями в адрес Димы. Надо признаться, мне было приятно слушать ее, потому что она в точности описывала мои чувства, только в довольно жесткой форме.
– Напиши заявление в ментовку, расскажи, как все было, а потом пусть Пешков объясняет всем, почему он оставил девушку на растерзание бандитам.
– Да, только быть той девушкой, которую бросили, тоже не очень-то приятно, – скривилась я.
Ада помолчала, затем продолжила.
– Ревков – классный мужик, я всегда это знала.
– Что ты вообще о нем знаешь? Расскажи.
– Ну, он солист в группе "Абракадабра". Учится в 11А вроде.
– Это я и без тебя знала! Он с кем-нибудь встречается?
– Женщины такие женщины, – простонала Ада. – Ты недавно пережила такой ужас, а тебя волнует, есть ли кто-нибудь у Ревкова?
– Ты бы видела, как он яростно дрался, – мечтательно проговорила я, вспоминая его сильные руки.
– Насколько я знаю, он ни с кем не встречается. И я даже не могу припомнить, чтобы встречался ранее, – задумчиво произнесла Ада.
Мое сердце радостно забилось. Огонек надежды загорелся в моей душе. Какая классная получилась бы история: он спас ее от обидчиков, потом они влюбились и жили счастливо.
Мои мысли прервал настороженный голос Ады:
– Ты ведь не представляешь вашу с ним свадьбу?
– Иди ты! – с улыбкой ответила я.
Странно, но от мысли о том, что Влад свободен, у меня поднялось настроение.
– Я серьезно, Саш, закатай губу. Он поступил бы так независимо от того, попала в беду ты или любая другая девчонка. Он просто повел себя как настоящий мужчина. Ничего личного.
– Какая же ты зануда! Созвонимся позже! – я отключилась.
За стеной я услышала приглушенные голоса родителей. Слов я не разобрала, но интонации мне не нравились. Мои родителя всегда жили очень мирно, я даже не могла припомнить, чтобы они кричали друг на друга.
Встав с кровати, я завернулась в длинный махровый халат и беззвучно открыла дверь своей комнаты.
– И что же, ты будешь жить с ней и ее детьми? – донеслись до меня слова мамы.
– Марин, я не знаю, что сказать, – сдавленно отвечал папа.
– Дочери сообщи сам, – сказала мама, в голосе слышались слезы.
Я вдруг осознала, что стою в дверном проеме и до боли в пальцах сжимаю дверной косяк.
