Подтверждение этого не заставило себя долго ждать. Воздушный пузырёк в дугообразной, изогнутой выпукло вверх стеклянной трубке дифферентометра нехотя качнулся влево и медленно пополз… пополз… Градус… два… три… пять!
– Ура!!! Всплываем! – раздался за моей спиной чей-то истошный крик и тут же осёкся, словно в страхе, что может вспугнуть этот едва забрезживший шанс на спасение.
– Двести восемьдесят… Двести семьдесят пять…
Глубина уменьшается! Всплываем! Но почему так медленно… Балласт продут, электромоторы натужно воют на предельных оборотах, рули глубины переложены на всплытие, а лодку как будто кто-то держит за хвост!
Но вот поехало, понеслось:
– Глубина двести семьдесят… двести шестьдесят… двести сорок… двести…
Пройдя определённый рубеж, разогнавшись и получив инерцию подъёма, лодка начинает буквально взлетать. Сжатый воздух в ЦГБ с уменьшением забортного давления расширился, выдавил из цистерн остатки воды, что ещё больше увеличило скорость подъёма. Глубиномер работает уже в режиме вентилятора. Стрелка несётся в обратном направлении, и за ней не уследить.
– … Сто восемьдесят… сто пятьдесят… сто…
Палуба вздымается, стремительно растёт дифферент на корму! Десять… пятнадцать… двадцать пять градусов… тридцать! Это же предел!!!
Вот сложился и с грохотом опрокинулся стоящий в среднем проходе раскладной стол. Со свистом разгоняющегося снаряда он пролетел по отсеку, почти никого не повредив, только отбил ноги оказавшимся у него на пути двоим моим нерасторопным торпедистам. От носовой переборки прямо на меня, словно с ледяной горки, несётся, набирая скорость, незакреплённая двадцатикилограммовая бандура РДУ6. Увернувшись в последний момент, я попадаю под ледяной дождь из опрокинувшейся банки, которая всё это время спокойно висела у меня над головой, а тут вдруг вздумала оборваться.
Но больше всего в этой свалке досталось Василию Алибабаевичу, нашему трюмному машинисту. На его голову обрушился алюминиевый бак, доверху наполненный различной посудой. Отскочив от головы, бак с чудовищным грохотом рухнул на пайолы. Стеклянными и фарфоровыми брызгами полетели в стороны осколки разбитой посуды. Зазвенели и запрыгали, разлетаясь по отсеку, эмалированные кружки, металлические вилки, ложки и ножи.
После этого у Василия Алибабаевича появились определённые проблемы. Русский язык, который в своё время он с горем пополам освоил в средней школе города Ленинабада, он вроде бы окончательно не забыл, но начал всё путать. Особенно трудно ему пришлось с обращениями «ты» и «вы». Он окончательно запутался в этих «двух соснах» и в итоге перестал забивать этим голову. Ко всем начальникам, от мичмана до капитана первого ранга, он обращался исключительно на «ты», а к коллегам, сослуживцам, «карасям» и матросам своего призыва – по-джентльменски строго на «вы».
