Я выбежала перед Мерседесом, не дав ему отъехать, и хоть фары слепили меня, я понимала, что Джейкоб мог проклинать меня под нос.
Радуясь, что он не уедет, я подошла к стороне водителя, и он опустил окно и посмотрел на меня.
— Мисс Паломино, — сказал он со своим сухим британским акцентом, густые рыжие волосы и янтарные глаза сияли в свете фонаря, шрамы на его лице выделялись в тенях.
— Миссис Форей, — исправила я его. — И привет. Простите, что так вылезла, но я надеялась поговорить с вами.
Он сжал губы на миг, щурясь с презрением. А потом вздохнул.
— Я понимал, что вы появитесь. Почему не сесть в машину?
— Куда вы едете? — спросила я, ощущая себя тревожно из — за поездки с ним, хоть я и не знала, почему.
— За сигаретами, — сказал он. — Старые привычки сложно искоренить, да?
В этом точно был подтекст.
— Точно, — сказала я, обошла машину сзади, устроилась на пассажирском месте.
Джейкоб «Кобб» Эдвардс был ненормальным. И не в том плане, что и я была ненормальной, просто я не была уверена, что он был смертным. Хоть выглядел он так, словно ему было под шестьдесят, он был тут неизвестно сколько времени, не страж, как Макс, а кто — то важнее и сильнее. Он был менеджером у рок — группы Сейджа Найтли в 70–х, и он умер, как все знали, под грудой костей в гробнице в Праге.
Но смерть не была концом для этих рыжих. Джейкоб сказал, что друг вытащил его из Ада, и я подозревала, что знала, кто это сделал. Теперь Джейкоб жил по соседству с Найтли.
— Пристегнитесь, милая, — мягко сказал он, отъезжая. — Нынче стоит быть осторожнее.
Я застегнула пояс безопасности, он развернул машину и поехал по улице. Я знала, что Декс и папа еще закапывали птиц, так что я быстро написала Дексу и Аде, что была с Джейкобом.
Я ощущала на себе взгляд Джейкоба и убрала телефон в карман куртки.
— Не хотим, чтобы они беспокоились, да? — сказал он, включая обогрев, его золотые часы сияли, пока мы проезжали фонари. В машине было холодно, но я не хотела говорить об этом.
— Откуда вы знали, что я собиралась с вами поговорить? — спросила я, кутаясь в куртку. Только бы он не был всезнающим и всевидящим, ведь это было бы неприятно.
— Потому что вы тут, — он взглянул на меня. — У вас явно вопросы об Аде.
Ладно, он знал не все. Я бросила пока что планы спросить о Максе.
— А что с ней? — спросила я. — Она кажется уставшей и на взводе, но не расскажет мне. Она мне почти не пишет, толком ничего не говорит. Даже папа будто разваливается.
