Чайник закипел, и Янмей встала и прошла к плите. Она налила чай и обернулась, вздрогнула из-за исчезновения Нацуко. Ю даже не заметила, как старушка пропала.
— Она так делает, — сказала Ю. — Она потом вернется.
Янмей вернулась за стол с двумя чашками чая и села напротив Ю.
— Я не дам никому его забрать, — сказала она.
— Даже его сестре? — спросила Ю. — Она точно хочет лучшего для него.
— Да? — спросила Янмей. Она подняла чашку к губам и сделала глоток. Ю тоже так сделала, но чай был горячим, и она подула на него. Они пару мгновений смотрели друг на друга.
— Он бог, — сказала Ю. — Ты это знаешь?
Янмей склонила голову.
— Его место на небесах с сестрой.
— Хм, — Янмей сделала глоток горячего чая.
Ю нужен был другой подход. Как-то убедить Янмей в правде, потому что Ю точно не хотела биться с этой женщиной. Что-то в ее позе, движениях и манере речи указывало на силу тела и разума, с которой Ю не могла сравниться. И она вряд ли могла обмануть ее. Но порой слова могли победить там, где кровопролитие не могло.
— Она — его семья, — сказала Ю. — Сестра и брат. Они не должны быть разделены.
Янмей молчала мгновение, поджав губы.
— Я нахожу странным, что люди всегда считают узы семьи нерушимыми. Им нравится верить, что члены семьи добры друг другу. Любят и принимают, — она посмотрела в глаза Ю, и та поняла, что ошиблась. — Это ложь, — продолжила Янмей. Она опустила чашку на стол и стала закатывать рукава. — Как я и сказала, мой отец был бандитом, еще и известным. Люди звали его Пылающим Кулаком, а я звала его отцом.
Конечно, Ю слышала о Пылающем Кулаке. Он был ужасом запада при правлении старого Императора Десяти Королей. Бандит-военачальник обматывал свои ладони промасленными цепями и поджигал их в бою. Он пропал пару лет назад, и никто не знал, что с ним случилось, хотя у Ю были подозрения. Он почти точно был мертв.
— Он любил поджигать не только свои руки, — продолжила Янмей. Она закончила закатывать рукав и показала Ю мускулистую руку с бесцветной плотью. Ожоги давно зажили, но следы было видно. Рука Янмей местами была гладкой растаявшей плотью, которая не зажила должным образом. Местами она была красной и неровной, другой тип ожога, но боли причинил не меньше. Следы трагичного прошлого. Ю закрыла глаза. Это было слишком знакомо. Слишком неприятно. Это вызывало воспоминания, которые она не хотела вспомнить. — Он говорил, что я была своенравным ребенком, — сказала Янмей, ее голос был ровным, сталь и огонь. — Когда мама умерла, он сказал мне, что я — все, что у него осталось от нее, и он не мог позволить мне навредить себе. Каждый раз, когда он обжигал меня, он говорил, что это для моего блага, чтобы я научилась. Если я покидала лагерь, ожог напоминал, что это было запрещено. Если я заигрывала с его людьми, ожог предупреждал меня. Он звал меня его драгоценным цветком, Последним Цветком Лета, который нужно защищать любой ценой. Защищать от всего, кроме него. Ему можно было вредить мне, потому что он учил меня. Так что, прости, но я не верю в любовь семьи и защиту крови.
