Пака. Книга сапфировая | страница 16



«Комуфляжные» ретировались.

В комнате остались четыре прислужницы и им, бедняжкам, досталось от меня. Да все я понимаю! Не их вина, не им и платить по счетам, но я была в такой ярости, что гнев мой вылился на ни в чем не повинных служек. Я ругалась на всех известных мне языках! С другой стороны, они пытались «ворковать» со мной. Такое ощущение, что я УЖЕ БЫЛА частью их странного, закрытого дамского сообщества одалисок! Безысходность какая-то! В глазах прислуги я прочла злую ЗАВИСТЬ ко мне и моей внешности, к комнате, в которую меня поселили, и это дало мне право (моральное!) оказать сопротивление!

Потом в комнату вошли мужчины, меня схватили и снова укол.

Проснулась я следующим утром, снова повторив свои «подвиги» в отношении прислуги, которая пыталась меня накормить, переодеть, помыть, наконец… Снова укол.

Не знаю, сколько времени я провела в забытьи, но очнулась уже в другой комнате. Она была маленькой, вся завалена мягкими подушками, завешена тканями и напоминала шкатулку. Окно было открыто настежь. Я сразу бросилась к нему и….высоко! За одной из завес я нашла дверь, но та была заперта. Была еще входная дверь, тоже закрытая наглухо. Сама комнатка — десять шагов вдоль, десять поперек! Я вновь, с огромным удовольствием, предалась греху сквернословия!

Плевать, что меня никто не слышит! Злость душила. Выплеснула и полегчало.

Да, окно располагалось высоко, но, если нарвать ткани, то… О чем я думаю??? Ну, спущусь я на землю, а дальше? Как пройти охрану? Как выбраться с острова? Да еще и в таком виде!

Я была…э…скорее раздета, чем одета. Грудь прикрывали несколько полосок ткани жуткого желтого цвета. Чуть ниже талии, почти на бедрах, был золотой поясок, и к нему крепились две полосы ткани, прозрачной, невесомой, спускаясь до щиколоток, одна сзади, другая спереди. Бедра и ноги были открыты полностью. На голове какая то фигня из драгоценных камней и цепочек. На шее тяжелое, старинное колье? Монисто? Нечто увесистое, прикрывавшее грудь гораздо лучше, чем те полосочки импровизированного «лифчика». Вместо трусиков полосы ткани того же жуткого желтого цвета!

Я сразу содрала кошмарные украшения с волос. Хотела уже и монисто содрать, но мой дар зазвучал в моих ушах потусторонним, женским, печальным голосом, умоляя не выкидывать «дар любви»…. Я покачнулась, как всегда после «разговора» с умершими, но вняла просьбе и осталась как есть.

Потом пришли служанки, принесли еды. Еда была фу, я сразу почувствовала запах многочисленных, пряных специй. Служки вежливо пригласили меня принять «бассейн», который оказался за закрытой дверью, той, что была за тканью. Отказываться я не стала, надеясь, что в той комнате будет вариант для побега. Не было!