Но, похоже, происходящее с ним было чем-то большим, поскольку его спутник декламировал нечто в духе: «Узри: врата рождения и смерти отверсты, и маховик времени остановил свой вечный ход…», а также иные пафосные сентенции со схожим смыслом, на которые, стань в его голове чуть яснее, он смог бы ответить тем же.
Но он лишь поскользнулся и рухнул в лужу какого-то отвратительного, не поддающегося определению вещества. Вновь он был поднят, и вновь шёпот, тихий, соблазнительный, донёсся до его слуха:
— Ты пойдёшь со мной?
Подобный сияющей маске лик фантома парил во тьме — лик юноши, лик девушки, лик неведомого демона… и всё же он позволил повести себя в заполненное мраком место, пространство меж пространствами, в котором извивались существа, напоминающие светящихся скелетированных рыб и змей; затем мрак раздвинулся, точно занавес, и он предстал перед великим королём Коммориома, крепко спящим в окружении жён и наложниц на своём огромном золотом ложе. Его сны о величии и крови мерцали словно пламя.
В конце концов, впечатлённый уродством и низостью королевских желаний, Палифар Вуз отвернулся от ложа и собрался уходить. Фантом кивнул и осторожно повёл его под локоть прочь. Они вновь шли во мраке, сквозь массивные стены, сквозь комнаты, дома и башни, в пространствах меж пространствами, до конца непостижимых чувствам смертных.
Он видел великие множества Коммориома. Кто-то был погружён в тревожные грёзы; кто-то занимался делами, для которых пригодна лишь ночь; кто-то искал низменных удовольствий или совершал гнусные и мелкие преступления — ибо, хотя король и знать видели спасение от скуки лишь в бесконечном разврате, в стране всё ещё жили простые люди, которые управляли повозками, пекли хлеб, ремонтировали акведуки, разносили доклады, патрулировали городские стены, ловили мародёров и перекладывали черепицу. Эти достойные уважения люди видели мирские сны, и их мирские дела, выполняемые в темноте, были столь же выдающимися, как поднятие с земли кошелька или перерезание горла.
И всё же он испытывал смешанное со страхом беспокойство. Его тревожили не сами видения, но подозрение, что он, как и его спутник, был бесплотен; что он стал призраком, духом, покинувшим своё обездвиженное тело, за которое, возможно, уже принялись крокодилоподобные твари; что он мёртв, и теперь движется в какую-то преисподнюю, до сих пор не обнаруженную не только такими мелкими мошенниками, как он сам, но и настоящими философами.
